— Может, и свалится, — "утешил" Ромка. — Ну и что? Мы ее встретим на подлете, отпихнем руками и ногами обратно на орбиту. Нас вон сколько… А на всей Земле еще больше…
Черная точка в медленном полете прошла поперек лунного шара. Видимо, ночная птица. Но Жек шепнул Словко и Рыжику:
— Это космический челнок в пути на Дракуэль…
Рыжик поправил на себе барабан (с которым не расставался), сделал шаг вперед и заиграл. Это был не марш, не торжественный сигнал, а разговор барабанщика с удивительной Луной, со сказочной ночью, с друзьями. Вообще с жизнью… Никто, кроме Рыжика, не знал слов, которые выговаривали палочки. И все же его негромкая токката была понятна всем. Рыжик играл долго, ласковый ритм барабана вплетался в ткань лунной сказки, сделался частью удивительной ночи на мысе Дракуэль…
Наконец вернулись к костру. Луна была видна и отсюда. Она заметно приподнялась над горизонтам, стала чуть поменьше, но все равно оставалась большущей. На нее продолжали посматривать…
Никому не хотелось укладываться в спальниках под навесами. Одни притащили спальники сюда, на костровую площадку, другие сидели просто так, прислонившись плечами друг к другу. Орешек уснул, положив голову Ромке на колени. Полинка задремала под боком у Ксени.
Словко спросил:
— Сергей Владимирович, а это вот… такая луна… она тоже предсказана календарями? — Он слышал про хитрости календарей от Салазкина.
— Разумеется! — оживился Каховский. — Ими предсказано много всего. Кстати, немало хорошего… Даня, вы не прихватили гитару?
— Забыли, — с досадой отозвался Корнеич. — Ладно, прихватим в Скальную Гряду. Ты ведь заглянешь туда?
— Обязательно, — сказал Каховский.
— Корнеич, а ты разве поедешь? — удивился Кинтель. — Говорил, что отпуск кончается…
— Это была версия для Аиды. А вообще-то неделя еще есть. Тем более, что музейный совет сумел отстоять перед "Комкулем" и епархией наш особняк на Княжеской. Одной проблемой меньше…— И Корнеич беззаботно лег навзничь.
К нему, волоча барабан, подполз на четвереньках Рыжик.
— Корнеич, можно я пойду на берег, побарабаню еще? Я тихонько…
— Иди, конечно, Рыжик. Только не исчезай из вида.
— Нет, я недалеко, вон там…
Он ушел шагов за тридцать, к отливающей перламутром воде. От луны раскаталась по озеру широкая медная дорожка, и Рыжик оказался как раз на фоне этого рассыпчатого света. Наклонил к плечу голову, развел остро торчащие локти и заиграл. Опять это был разговор барабанщика с обнимающей душу сказочной ночью…
Каховский придвинулся к лежащему Корнеичу. Сказал и ему, и всем, кто был рядом:
— Я вспомнил книжку про Винни-Пуха, любимая была в детстве. Ее финал… В точности не помню, но смысл такой: "Сколько бы лет ни прошло, что бы там ни случилось в жизни, а в этом лесу маленький мальчик всегда будет играть со своим плюшевым медведем…" И сейчас подумалось в тональности этой сказки: "Пусть проходит время и трясут планету всякие события, а на мысе Дракуэль мальчик Рыжик лунными летними ночами всегда будет играть на своем барабане…"
И Даниил Корнеевич Вострецов сказал:
— Да будет так.
* * *
А далеко от мыса Дракуэль, в темном закутке между кирпичной и бревенчатой стенами вертелось большое колесо. Вертелось бесшумно, потому что перед отъездом Рыжик хорошо смазал подшипники. Оно вертелось, хотя прошло много часов с момента, когда Рыжик раскрутил его. И на нем светились загоревшиеся сами собой фонарики. Трудно поверить, но было именно так.
По крайней мере , барабанщик Рыжик в это верил твердо.
ЭПИЛОГ
Есть необходимость приписать ("пристегнуть", как говорят на корреспондентских занятиях в "Эспаде") еще одну главку. Она не имеет прямого отношения к тому, что рассказано прежде, но… кое-какое все же имеет. Это эпилог сказки Игоря Нессонова. В альманахе "Лиловая клякса" он не был напечатан, Игорь придумал его позднее…
Когда-нибудь, сделавшись взрослее, Игорь напишет заново, доработает, отредактирует "Историю принцессы Прошки и планеты Дракуэль" и пошлет ее на вступительный конкурс в Литературный институт. Тогда-то, возможно, и пригодится Эпилог. А пока вот, черновик…
"На краю большого города был старый двухэтажный поселок. Рядом с ним днем и ночью дымил завод. На улицах морщились от дождя лужи.
Холодным ноябрьским утром пятиклассница Прошка Тимкина вышла на крыльцо. Было еще темно, только все равно пора идти в школу. И она пошла, хлюпая зелеными резиновыми сапожками по слякоти.
Тетка Зина крикнула ей вслед, из двери:
— Прасковья! После школы зайди в магазин, соли купи да луку!
Это была вредная тетка, она жила в Прошкиной семье и ведала хозяйством. С такой не поспоришь.
— Да знаю я, — сказала Прошка не оглянувшись
В школе было теплее, но охранник дядя Миша посмотрел неласково. Он словно хотел спросить: "А ты исправила сочинение, как тебе вчера велела Эльза Стасовна?" Прошка поежилась: ничего она не исправила.
На уроке литературы Эльза Стасовна первым делом спросила:
— Ну, Тимкина, ты принесла сочинение?
Прошка молча отдала ей тетрадь.
Эльза Стасовна полистала. Подняла от тетрадки глаза (это были глаза невыспавшегося человека):
— В чем дело, Тимкина? Ты же не изменила ни единого слова! Как это понимать?
— Потому что… я не знаю, что изменять, — сбивчиво проговорила Прошка, стоя за партой. Хотелось заплакать, но она не плакала, а просто смотрела за окно, там были сырые сумерки.
— Как это не знаешь! Я вчера тебе втолковывала… Почему у тебя такие глупые ошибки?!
— Какие? — прошептала Прошка. Класс хихикал.
— Ты пишешь: "На планете Дракуэль было много цветов, и над ними везде летали крылатые дракозы…"
— Ну и что?
— Не дракозы, а драконы!
— Нет, дракозы. Это такая помесь маленьких драконов и белых коз…
— Чушь какая! Так не может быть!
Прошка взглянула на учительницу Эльзу Стасовну по фамилии Макаронина. И сказала погромче:
— Но вы же сами велели написать сказку!
— Сказки тоже надо сочинять по правилам!.. Садись. Тройка… так и быть, с плюсом. Плюс за то, что грамматических ошибок нет… Возьми тетрадь
Прошка взяла и села. "Хорошо хоть, что не двойка…"
Ее сосед Юрик Восьмушкин (который был совсем не вредный, он играл в школьном оркестре на флейте) шепотом попросил:
— Тимкина, дай почитать…
— А смеяться не будешь?
— Да ты что…
— Возьми, — чуть-чуть улыбнулась Прошка. И снова стала смотреть в окно. Вернее, за окно. В сумерки, которые постепенно делались прозрачными, светло-синими…
