Егора вдруг опять толкнуло:
— Я говорил… одному человеку. Сегодня…
— Кому?
— Да… ты не поверишь. — Егор стесненно хмыкнул. — Веньке Редактору.
— Ко-му?
— Ну, тому самому… с которым мы… Не помнишь что ли?
— Нет, я помню! Но почему ему-то?.. Или вы что? Вдруг помирились?
— Наоборот… — Егор поймал себя, что криво улыбается. — Он меня, понимаешь ли, на поединок вызвал. Пылая благородной ненавистью. А вместо драки вышла беседа… Глупая, правда…
— А из-за чего поединок?
— Да так… мелочи жизни.
— Замахнулся — стукай, — сказал Михаил. — Начал — говори.
— Ну, если интересно тебе…
И Егор, все так же улыбаясь, поведал о своей засаде на Копчика и о стычке Редактора с Копчиком, Чижом и Хныком.
— Д-да… — помолчав, сказал Михаил.
— Что «да»? — напружинив нервы, спросил Егор.
— Так… — голос Михаила стал вялым. — А ты, значит, был в роли «американского наблюдателя»?
Егор монотонно поинтересовался:
— А в какой роли ты хотел бы меня видеть?
— Честно говоря, в роли этого Редактора…
— Ну, меня так легко не возьмешь, если даже трое…
— Я не о том. Я подумал, что будь Редактор на твоем месте, а ты на его, он не наблюдал бы спокойно.
— А что бы сделал?
— Ну, если он такой, как мне кажется…
— А он такой и есть, — жестко вставил Егор.
— …Тогда он кинулся бы на помощь.
— Что?! Ради меня?
— О господи ты, боже мой… — страдальчески отозвался за много километров двоюродный брат. — Ну, как тебе объяснить элементарные истины… Человек не бывает порядочным ради кого-то… Он если честный, то сам по себе. И ради себя, в конце концов. Чтобы совесть не грызла. А иначе…
— Если «ради себя», то это уже эгоизм, против которого ты активно борешься, — ядовито заметил Егор.
— Ну и прекрасно, если человек такой эгоист! Он на месте сидеть не станет, если видит, как трое бьют одного…
— Даже если его врага?
— Трое нормальных людей не будут бить даже врага. Обезвредить могут, если он правда враг, скрутить… А издеваться — это лишь подонки могут… Кстати, с чего ты вбил себе в башку, что Редактор твой враг?
— Жизнь вбила, — с философской усмешкой ответствовал Егор. — Развела нас по разные стороны баррикад.
— Ну и дурак, — вздохнул Михаил.
— Ну и сам дурак, — с непонятным облегчением сообщил Егор.
— А ты можешь честно ответить на один вопрос?
Егор подумал и сказал с оттенком печальной гордости:
— Ты мог бы заметить, что я всегда говорю с тобой честно.
— Тогда скажи: там, в развалинах, тебе ни на секунду не хотелось выскочить и вмешаться?
«Нет, конечно!.. Я не знаю…» Он вспомнил мгновение, когда представил, что может сделать такое. Представил или какой-то миг хотел?
Егор опять поежился от неловкости перед собой. Сказал дурашливо и сумрачно:
— Товарищ старший сержант, можно, я не буду отвечать на этот вопрос?
— Можно, — быстро согласился Михаил. — Это уже хорошо.
Тогда Егор почти заорал в трубку:
— Что за подлая привычка у тебя копаться в людях! Тошно даже!
Михаил неприятно заржал. Потом сказал:
— А Копчик твой, судя по всему, законченный мерзавец.
— Такой же, как и я, — мстительно сообщил Егор. — Как говорят в свете, «мы люди одного круга».
— Будем надеяться, что не совсем одного…
— Не надейся, — искренне сказал Егор. — Я друзей не продаю…
— Верю. Смотри только, чтобы «друзья» тебя не продали…
— Иди ты знаешь куда!
— Лучше пойду искать фотографию. Завтра пошлю… Ты еще не раздумал? Нужна ли она тебе?
— Ты сам-то не раздумал? Или жалко стало?
— Завтра же… А телефон Ревского дать?
— Обойдусь, — буркнул Егор. — Пока… — И положил трубку.
Весь вечер Егор злился на Михаила и на себя. И вообще на жизнь. Но утром почувствовал, что вчерашний разговор не оставил злого осадка. Вспомиался он даже с каким-то интересом. Будто Егор кого-то переспорил или решил сложную задачку.
Хотя никого не переспорил и ничего не решил.
Венька на Егора не глядел, о драке не напоминал. Видно, запал его угас. Или что-то переменилось. Скоро Егор перестал думать и о Михаиле, и о Веньке и думал только об одном: что ни в коем случае не будет разыскивать Ревского. Этого еще не хватало! Больно нужен ему этот кинодеятель!
И к тому же что Егор скажет, если позвонит?
…Хотя сказать можно. Например, так: «Я не стал бы отрывать вас от творческого процесса, но есть обстоятельства…» Или так: «Это Егор Петров, который не угодил вашим вкусам при кинопробах. Вы тогда уверяли, что я никогда не смогу быть братом. Оказалось, что я все-таки смог…» — Егор не без удовольствия вспоминал случай в электричке. Ведь в самом деле смог…
А может так: «Не хотел вас тревожить, но мой двоюродный брат, Михаил Гаймуратов… вы ведь его знаете, не так ли? Так вот, он посоветовал…»
Вечером он отыскал в ящике стола старую записную книжку с телефоном киностудии. Там сообщили, что теперь у заместителя главного режиссера Ревского другой номер. По другому номеру Ревского тоже не оказалось, сказали — он дома.
— А домашний телефон можно?.. Да я и не хочу надоедать, он сам просил звонить домой, но я потерял номер! — вдохновенно соврал Егор. — Как?.. Спасибо.
Медленно давя на кнопки, Егор набрал нужные шесть цифр… «Александр Яковлевич? Прошу простить, возможно, мой звонок будет вам неприятен, но…»
— Слушаю! — весело отозвался Ревский. — Алло? Ну, что молчите, кто это? — Помолчал сам и вдруг спросил уже иначе: — Это… Егор?
— Да… — растерянно выдохнул Егор.
— Ну вот и хорошо. Гай мне еще вчера позвонил, что ты меня, наверно, разыщешь…
— Кто позвонил?
— Гай. Миша.
— А-а… — сказал Егор.
— Слушай, Егор! Нам надо обязательно встретиться, слышишь? — Ревский опять заговорил с веселой торопливостью. — Это подумать только, как случается в жизни, а? Слышишь? Только сейчас я никак не могу, тут такое дело, сыновья из армии возвращаются, близнецы. Звон и переполох, на вокзал мчимся с женой… А завтра… давай прямо на студию, а? К шестнадцати ноль-ноль! Устроит тебя? Я встречу у проходной. Придешь?
— Да… — сказал Егор, словно шагая за порог.
