Но в школе никого из нужных людей не оказалось. Ни вожатой, ни директора, ни Доры Борисовны, ни Наума Львовича. И во дворе уже было пусто. Цветные паруса с фрегата были сняты, мачты и реи голо торчали над крышей мастерской.
— Ну и ладно, — вздохнул Костик.
— Да нет, не «ладно», — хмуро возразил Егор.
— Все равно ничего не выйдет... Я ведь не поэтому с тобой пошел...
— А почему же?— недовольно сказал Егор.
— Ну, так... Потому что с тобой...
Они медленно зашагали обратно. Костик озабоченно поглядывал на Егора. Тот сердито насвистывал: «Мы помнить будем путь в архипелаге... » Посвистел, сказал:
— Наверно, это и завтра не поздно решить.
— Ты же ночью уезжаешь!
— Ну, застряну на сутки.
— А не влетит?
— Влетит.
— Ой... Не надо, Егор.
— Ты лучше скажи: говорил с мамой насчёт Среднекамска? Чтобы приехать летом?
— Говорил, конечно.
— И что?
— Ну, как полагается... «Если не будет троек... » «Если будут деньги... » Да отпустит! Ей же лучше, отдохнет от меня.
— Вот и ладно. Поплывем от Среднекамска аж до Решетникова... Там такие места!
— Ты же писал, что шлюпка рассохлась!
— Хлопцы плот вяжут из автомобильных камер. Чуть не сотню их уже набрали...
— Ура... А ты будешь капитаном?
— Адмиралом...
— Егор... А что за «Баллада о хронометре»? Я не читал.
— Ну, ты много чего у меня не читал. Вот приедешь...
— Это о том самом хронометре? О прадедушкином?
— О нем.
— И он все еще тикает?
— Вполне точно тикает. Он и у тебя еще тикать будет.
— Почему... у меня?— Костик опять сбил шаг.
— Потому что приедешь и заберешь. Твое наследство.
— Да ну... — сказал Костик, пряча удивление и нерешительную радость. — Как это...
— Очень просто. Я же говорю — наследство.
— Но он же сейчас твой. Ты же...
— Что?
— Ну... — Костик виновато задышал. — Ты же ведь не помер...
— А это и не надо, — засмеялся Егор. — С хронометром по-другому. Как находится новый наследник — тот сразу ему в руки.
— А тебе... не жалко?
— При чем тут «жалко»? Это закон.
Редактор в это время, окончив ряд срочных дел, взялся за листы с «Балладой». Он знал, что предстоит выдержать бой с экспансивным заведующим отделом поэзии. Тот станет кричать, что «Баллада» растянута, сыра, написана явно ученически и далека от канонов современной поэзии. И будет прав. Действительно, стихи многословны, немало неуклюжих строчек и рифм...
Но чем-то же цепляет «Баллада» сознание и душу! Есть же у этого Егора Петрова какая-то струнка. Вроде бы и рассуждения о природе времени наивны, и слишком длинен стихотворный рассказ, как попал к мальчишке старый корабельный хронометр; и конечно, вызовут возражение «технические» строки об, устройстве механизма с горизонтальным балансиром.
И вроде бы совсем лишнее воспоминание о Севастополе, где на крутой ракушечной лестнице встречается автору похожий на младшего брата мальчишка...
Не баллада, а целая поэма. Подсократить бы...
Но что сокращать? Все сцеплено, черт возьми. Мальчика не выкинешь. Горизонтальный балансир тоже...
Может, убрать вот эти строки?
Он говорил негромко и доверчиво,
Что жизнь, она, конечно, непроста,
Но в то же время Время бесконечное
Со временем все ставит на места...
Или вот эти?
И вдруг приходит мысль-освобождение,
Счастливая, как бегство из тюрьмы, —
Что нету во Вселенной просто времени.
Что время — в нас.
Что время — это мы...
«Жонглирование дилетантскими сентенциями», — примерно так выразится заведующий отделом поэзии. А все-таки здесь что-то есть...
Нас прихватил норд-вест, и море древнее
Швыряло пену желтую в лицо,
И горизонт за выросшими гребнями
Качался, как карданное кольцо.
Но пусть шторма ревут и не кончаются,
Пускай швыряют судно вверх и вниз —
В кольце хронометра, которое качается,
Горизонтален медный механизм...
Или вот эта мысль — об оси времени, которая проходит через вселенную, через каждого из нас и через старенький, но исправно тикающий хронометр. Ось — прямая, как чистый характер, как честная судьба...
Егор шел рядом с Костиком и думал, сколько всего надо успеть за вечер. Сменить на вокзале билет. Найти Дениса и договориться о ночлеге в общежитии (Костик будет звать к себе, но неудобно перед матерью). Потом — позвонить с автомата в Калининград, заведующему учебной частью Ауниньшу и объяснить насчет задержки.
Лучше всего рассказать все честно. Может быть, тогда Станислав Янович — строжайший и добрейший одновременно — ответит просто и коротко: «Хорошо, задержитесь на сутки». Но может, и наоборот: «Никаких задержек, завтра быть в училище».
И тогда курсант Петров (он подумал об этом с холодком) нарушит прямое и категорическое распоряжение. Потому что дисциплина дисциплиной, но есть другие не менее важные и строгие понятия.
«И не выгонят же в конце концов... »
«А если и выгонят... Человека можно выгнать откуда угодно, только не из Капитанов», — усмехнулся Егор. Мысль была совершенно детская, наивно-тщеславная и далеко не бесспорная, он сам это прекрасно понимал. И все-таки она слегка успокоила курсанта Петрова.
Они дошли до угла, Егор сказал:
— Беги домой, а я на вокзал и по разным делам. Вечером загляну.
— Приходи пораньше!— И Костик убежал, несколько раз оглянувшись.
Редактор почесал тупым концом карандаша подбородок. Он думал, что между этой достаточно неуклюжей, но все-таки нужной журналу «Балладой» и будущей повестью «Визит учебного корабля» есть неуловимая, но прочная связь.
... Поскольку каждого из нас насквозь
Невидимо пронзает эта ось...
И под стеклом орехового ящика,
На непреклонной, как судьба, оси
В неутомимом ритме барабанщика
Стучит горизонтальный балансир.
И этот стук — сандалий звонких щелканье:
По трапу из ракушечных камней
Спешит наверх братишка в алой форменке —
По времени.
По вечности.
Ко мне.
... Костик скрылся за поворотом, а Егор смотрел вслед. Когда расстаешься с тем, за кого отвечаешь, всегда бывает тревога. Даже если нет причин и если расставание — совсем ненадолго. Все равно.
