— Федя, расскажи ему, ладно? А я пока к Анне Ивановне сбегаю, на две минутки! Узнаю, как она там… — И ускакала с неожиданной резвостью.
Федя слегка опешил от такого поворота. Но надо было как-то начинать разговор.
— Помнишь, ты про аппарат спрашивал? Мы кино снимаем…
Березкин выжидательно молчал. Федя спросил прямо:
— Хочешь сниматься?
— А почему… я?
— Ну, так… Мы про тебя вспомнили. Как сидели вместе в лифте. И решили: давай позовем. Нам человек нужен…
— С'странно… Меня раньше никто никуда не звал.
— Ну… тем более! Согласен?
— Странно, — опять сказал Березкин. Уже без запинки.
— Да что тебе странно-то? — Федю царапнула досада.
Березкин глянул синими неулыбчивыми глазами, помахал авоськой и вдруг признался:
— А я вас тоже вспоминал.
— Ну вот видишь! Значит, не случайно, — настойчиво сказал Федя.
Березкин вдруг посмотрел в сторону, куда убежала Оля. И опять опустил голову. Прошептал:
— А как ты думаешь, она догадалась… про тот с'случай? Ну, в лифте…
— Да ты что! — шумно возмутился Федя. — У нее же глаза-уши были заткнуты! А потом она без памяти от радости сделалась, когда я ей пленку отдал! Я эту пленку в тот день чудом раздобыл, дефицит такой… — Он, пожалуй, чересчур бурно доказывал. Потому что в глубине души был уверен: Оля догадалась. Тем более, что, когда Березкин убегал к мусорным контейнерам, из пакета капало… И теперь Оля, скорее всего, покинула мальчишек не случайно: решила, что Федя с Березкиным без нее лучше объяснятся.
Березкин опять смотрел ему в лицо — стыдливо и недоверчиво. И тогда Федя сказал со всевозможной небрежностью и беспечностью:
— Ну а если бы и догадалась? Подумаешь! Дело житейское.
Оба они глянули на значок с Карлсоном. И Березкин чуть улыбнулся наконец. И спросил:
— А почему ты мне его подарил?
— Да просто так! Чего ты удивляешься?
— Я удивляюсь, — тихо признался Березкин, — как ты угадал. Я люблю всякое такое… что летает…
"Это с'случайно", — чуть не сорвалось у Феди. Он прикусил язык. В этот миг подскочила запыхавшаяся Оля:
— Ну? Вы договорились?
Березкин потупился и чуть заметно кивнул.
Феде стало весело.
— Это — Оля, — сказал он, слегка дурачась. — Очень хороший человек. А я — Федя… А ты? Как звать-то?
И вдруг понял наконец, кого ему напоминает Березкин. Года два назад в вечерней передаче для младших школьников появилась большая кукла — забавный такой пацан Кирюша. Совсем как живой. И Березкин лицом был похож на этого Кирюшу. И показалось Феде, что имя у Березкина должно быть таким же — ласковым и не совсем обычным. И кажется, не ошибся.
— Данилка? — обрадованно переспросила Оля, когда Березкин ответил смущенно и неразборчиво.
— Да нет же! — сказал тот с неожиданной звонкой досадой. — Просто Нилка! — И объяснил доверчиво и сокрушенно: — Каждый раз, когда знакомлюсь, сплошное с'страдание. Папа с мамой придумали такое имя старорежимное — Нил! В честь прадедушки, он был знаменитый фотограф Нил Березкин!.. Он-то знаменитый, а я мучиться должен… Паспорт буду получать — переделаюсь в Данилу…
Федя и Оля переглянулись. Федя осторожно сказал:
— А какое тут мучение? Имя как имя. Ну и что же, что старинное? Данилы, Игнаты, Филиппы еще тоже недавно старинными были, а теперь сплошь да рядом…
— А Нил — это вообще здорово, — вставила Оля. — Великая река…
Нилка Березкин повеселел, но буркнул еще для порядка:
— Великая… Назвали бы уж тогда Миссисипи…
Оля смешно фыркнула, засмеялся и Федя. Нилка посопел и тоже заулыбался.
Вот так и появился в их компании Нилка, личность девяти с половиной лет, единственный сын родителей Березкиных, правнук Нила Евграфовича Березкина, который до революции был в Устальске самым известным фотомастером и репортером…
Они сходили с Нилкой в булочную, куда он был отправлен матерью за батонами. Потом проводили домой. Жил Нилка все-таки в т о м с а м о м доме. А то, что Оля не встречала его на дворе, объяснил природной "домос'седливостью"… Нилка отнес батоны к себе на десятый этаж, вернулся и сообщил, что теперь отпущен "на все четыре стороны" до ужина.
Отправились к Оле — знакомить новичка с киношным хозяйством. По дороге объяснили, какая у него актерская задача. Нилка сперва испугался:
— Я же человек без малейших с'способностей.
— Все мы без способностей. — Оля покосилась на Федю. — Научишься, лето впереди… Ой, а ты никуда не уезжаешь?
— Никуда! Папа хотел достать детскую путевку в санаторий, но я как завыл! Это чтобы здорового человека врачи мучили? С'страх такой… Да и толпа там, а я неконтактный…
— Завоешь тут, — посочувствовал Федя.
— Конечно?.. А папа с тех пор всем рассказывает: "Хотите послушать, как Нил волком воет? Спросите: "Хочешь в санаторий?" — "У-у-у-у!"
Оля засмеялась, а Федя сказал:
— Это старый анекдот. Про одного пенсионера… — Он покосился на Олю. — В общем, бородатая история. А при Ольге ни одного анекдота не расскажешь, беда прямо…
— Ну почему? Если приличные, то можно, — с пониманием заметил Нилка.
— Или детские. Про Вовочку, — разрешила Оля.
— Про Вовочку-то? — изумился Федя. — Много ты знаешь! Хочешь, как Вовочка алгебру изучал?.. Ну, вот то-то же…
Они вышли на Садовую. Тенистую, прохладную. Может быть, чуточку волшебную. Здесь не хотелось болтать и дурачиться.
— Вот она, ваза, — сказал Федя Нилке. Они задержали шаг.
— Ага… — выдохнул Нилка. — Красивая… А давайте прямо сейчас и снимем!
— Не получится, окно в тени, — объяснила Оля.
— А если дифирамбу пошире открыть? — профессионально предложил правнук знаменитого фотографа.
— Че-во? — Федя ахнул. — Какую дифирамбу? Диафрагму!.. Ох, диво ты заморское, Нил!
Нилка слегка набычился:
— Подумаешь… Я знал, да забыл.
Никто не стал смеяться, и он тут же оттаял.
— И вообще, снимать лучше, когда окно открыто, — сказала Оля. — Стекло-то бликует…
Нилка робко предложил:
— Можно ведь попросить у тех, кто там живет, чтоб открыли. Объяснить им… Не хочется, да?
— Да. Не хочется… — признался Федя.
Оля сказала:
— Вдруг окажется, что там какая-нибудь вредная тетка живет. Заорет: "Ходят тут всякие!.." А так — пока тайна. И Город — он вроде наш…
