— Если Кроев усматривает в этом несправедливость и месть за недавний инцидент, он может, естественно, обратиться в школьный совет. Но едва ли Кроеву удастся доказать, что есть причины, позволяющие ему не знать основные формулы теплообмена… Даже если у него найдутся надежные свидетели…
Федя проявил к данной реплике полнейшее безразличие. Не объяснять же этому дембилю, что в субботу и воскресенье восьмикласснику Кроеву было не до задач о нагревании и остывании жидкостей и тел… Впереди еще четыре школьных года, и двойку по физике Федя исправить успеет…
Третий раз Нилка позвонил Феде в четверг, в пятом часу.
— Я уже дома! Приходите ко мне!
— Нил! Твоя мама выставит нас с треском! Ты же еще больной!
— Я здоровый! А мамы дома нет! А я гулять хочу, я соскучился по с'свободе! А с меня взяли с'слово, что из дома я один не выйду!
— А откуда ты звонишь-то?
— От с'соседей. Но это же я не из дома ушел, а только из квартиры…
— Ладно, жди!
Федя позвонил Оле. Борька, естественно, торчал уже там.
— Идите к Нилке! Я сейчас прибегу!
Они все ожидали увидеть Нилку повзрослевшим, похудевшим, со следами той ночи в глазах. Но он был совершенно прежний! Веселый! Заскакал от радости.
— Пошли на улицу! Такая погода!.. Я только записку оставлю, что я с'с вами…
Погода и правда была чудесная. Солнце осторожно трогало крыши и заборы. Пахло палым тополиным листом и почему-то свежевыстиранным бельем. И над головой — ни облачка.
— Тепло какое, — порадовалась Оля. — А ведь скоро Покров. Говорят, в этот день первый снег выпадает.
— Это когда как… — заметил Федя.
— В праздник Покрова будет служба в церкви, — вспомнил Борис. — Отец Евгений тревожится: успеют ли поднять колокола?
Нилка перестал улыбаться, задумался на ходу. Вздохнул почему-то:
— Он ко мне в больницу звонил. Отец Евгений…
— Мы знаем, — кивнул Борис.
— Постой-ка… — вдруг сказал Федя. Полез в карман куртки, достал бумажную ленточку. — Возьми, Нилка. Твой…
Нилка узнал билет. И… он ведь помнил, где его потерял. Опустил голову, щеки слегка порозовели.
— Вы с'сами нашли? Или… отец Евгений?
— Сами, — сказал Борис. — Вместе с ним…
— Значит… он вам все рассказал, да?
Борис шагнул ближе, на ходу обнял Нилку за плечи.
— Ну, что ты, Нилище… Ну и рассказал. Такой момент был, до секретов ли? Да и зачем скрывать? Мы же… ножки одного табурета.
Нилка помолчал, шагая с опущенной головой. Потом шмыгнул носом и проговорил с виноватой ноткой:
— Я бы и сам потом, наверно, рассказал… Потому что оно ведь все-таки исполнилось. То, о чем я прос'сил… там…
Федя даже вздрогнул:
— Что исполнилось?
— Ну, чтобы они помирились. Чтобы мама раздумала…
Все помолчали, грустно жалея Нилку за его наивность. И Оля все-таки не выдержала:
— Нилушка… Да теперь-то тебя уж точно увезут! Подальше от таких несчастий…
Он поднял голову. Посмотрел на каждого по очереди. Синими своими, чисто Нилкиными глазами.
— Вот теперь-то с'совершенно точно, что не увезут.
— Почему?! — Это они хором.
— Мама дала с'страшную клятву: если я найдусь, никуда меня не тащить нас'сильно.
Все помолчали опять, переваривая такое неправдоподобие. Федя сказал недоверчиво:
— Ox уж эти женские клятвы… Не обижайся, Нил…
— Я не обижаюсь! Но вы же с'совсем не знаете мою маму!
"А ведь правда…" — подумал Федя. Нилка объяснил с режущей откровенностью:
— У вас же только внешнее впечатление. А оно какое? Громкий голос да кос'сметика…
— Ну, что ты, Нилка… — бормотнул Оля.
— Это же только с'снаружи. А в характере у нее главное свойство: заряжаться идеей.
— Как это? — сказал себе под нос Федя.
Всем было неловко. За себя.
— Ну, так… C'спервa была идея перебраться в Ленинград. Давно еще. Потом — уехать c'совсем… из страны. Чтобы всех нас сделать с'счастливыми… А теперь мама говорит: "От с'судьбы не сбежишь". И еще: "Всех с собой не заберешь".
— Кого всех-то? — настороженно спросил Борис. Видно, он все еще не верил.
— Ну… — вдруг смутился Нилка. Зеленым своим полусапожком начал загребать листья. — Например… того с'самого Павлика. Южакова… Что же теперь, в интернат его обратно, да?
Тут опять все глянули на Нилку с удивлением и недоверием. А тот сказал, пиная разлапистый кленовый лист:
— Он ведь меня c'спас… Ну, то есть вы все меня спасали, но он… первый…
Никто не думал отрицать главную роль Павлика Южакова в Нилкином спасении. Молчали по другой причине: как-то все это очень уж невероятно. Только в старых сказках бывают такие концы.
— Усыновить хотите, что ли? — решился на вопрос Федя.
— Ус'сыновить сразу — это, наверно, трудно… Он ведь не полный сирота, где-то мать есть. Только он ее не помнит… Но бывают ведь разные формы, мама говорила. Опекунство, например… Главное, чтобы жил с'с нами… Мама говорит: не возвращаться же ему в этот кошмар… Всех оттуда, конечно, не с'спасешь, но одного-то можно…
— А папа? — осторожно опросила Оля. — Он что говорит?
— Папа… он, по-моему, с'счастлив. Ведь на Павлика-то нет документов в ОВИРе, значит, отъезд тем более отпадает…
Федя и Борис переглянулись. По-прежнему не верилось в такой фантастический вариант. Оля вздохнула.
— Я знаю, о чем вы думаете, — серьезно сказал Нилка. — Что это с'скоропалительное решение. — Что нельзя так сразу брать чужого мальчика в с'семью, почти незнакомого. Да еще интернатского. Они там такие-с'сякие…
— Ничего мы такого не думаем, — поспешно отозвалась Оля, у которой, видимо, как раз такие мысли и появились.
— Мамины знакомые ей так же с'советовали: не делай глупостей…
— Мы ведь не мамины знакомые, — сказал Борис. — А твои друзья.
— Ну, все равно… Для вас это, конечно, как снег на голову. А для нас эти четыре дня… Мы же с Павликом там в больнице все время вместе… И мама с нами… А знакомым она сказала: "Я знаю, что детдомовские дети не c'caxap, но мне не привыкать…" — Он опять быстро глянул на друзей. — Вы ведь маму не знаете. Она с'сама в детдоме росла…
— Нилка, — виновато сказал Федя, — ты будто уговариваешь нас… А чего нас уговаривать?
