Когда змей ушел так высоко, что стал похож на серебряную бумажку от конфеты, Тоник закрепил катушку на железном пруте, торчавшем из крыши, и сел. Он не спешил. Пройдет еще полтора часа, прежде чем он опустит «Битанго» и помчится на аэродром. Туда, где ждет самолет!.. Рассказать бы кому-нибудь про свое счастье! Но Римка и Петька на пришкольном участке. Тимка уехал на рыбалку. Только маленький Клякса, скучая, бродит по двору.
— Лезь сюда! — крикнул Тоник.
Клякса задрал голову.
— К тебе? Мне не велят на крышу.
— Всего ты боишься, — сказал Тоник. — Нельзя, не велит… Ну, полезешь?
Клякса, пыхтя, вскарабкался по поленнице.
— Я сегодня в Калитино на самолете полечу, — сообщил Тоник.
— А мне школьную форму купили, — похвастал Клякса. — Только надевать не дают пока.
Тоник махнул рукой. С Кляксой говорить о самолете не стоило. Но Тоник не очень огорчился.
Он смотрел, как из-за туманной полосы далекого леса выплывали облака. Они шли над лугами и блестящими осколками озер, над синим изгибом реки и белыми домами пристанского поселка. Они были похожи на клубки желтой пушистой ваты.
Тоник прошептал свои давно придуманные стихи:
Облака, облака,
Вы лохматые бока,
Солнечные кручи,
Собирайтесь в тучи…
Но облака не стали собираться в тучи (да Тоник и не хотел этого). Они продолжали свой веселый летучий путь — в сторону Калитино, куда скоро полетит и Тоник.
— Вон еще змеек! — обрадовался Клякса.
Из-за вершин тополей поднимался желтый с тремя черными полосками змей.
— "Тигренок!" — крикнул Тоник.
"Тигренок" взлетал над своими крышами, значит его все-таки отбили у "пиратов".
Надо было послать привет "Тигренку", и Тоник полез в карман за бумагой для "телеграммы".
Он нащупал смятый клочок. Это была записка вожатого Вострецова. Только сейчас Тоник вспомнил о ней — вчера-то сунул в карман, даже не прочитав. До того ли было, когда слезы…
Федор Вострецов писал: "Битанго! Дело с железом надо доводить до точки. Завтра в двенадцать дайте четыре красных — общий сбор."
Записки была получена вчера. Значит «завтра» — это сегодня. Значит, не будет общего сбора, потому в одиннадцать Тоник опустит «Битанго» и убежит на аэродром. Сам виноват, Феденька. Не надо посылать записки с бестолковыми малышами.
Тоник встал и потянулся, словно хотел показать кому-то, что ничего не случилось. Ему не хотелось уже смотреть на облака.
— Клякса! — позвал Тоник. — У меня дома на шкафу красная бумага для сигналов. Принеси.
Он и сам не знал, зачем сделал это. Ведь все равно он опустит «Битанго» в одиннадцать.
— Может, Тимка вернется, — подумал Тоник вслух. Но было ясно, что никто не вернется до обеда. Только будут иногда забегать на двор разведчики — иногда совсем незнакомые мальчишки — и просить, чтобы Тоник просигналил об их находках.
С крыши был хорошо виден циферблат часов на перекрестке. Тоник решил подождать до четверти двенадцатого и, если никто не придет, опустить змея.
Один за другим поднялись над крышами "Кондор", «Василек» и еще несколько змеев. Завязалась между ними переписка. Только «Битанго» молчал. Тоник смотрел на далекие часы.
Наконец вернулся Клякса с красной бумагой.
— Владик, — сказал ему Тоник, — можешь послать четыре телеграммы в двенадцать часов? И посмотреть, чтобы не упал змей…
— Это когда — в двенадцать? — озабоченно спросил будущий первоклассник.
— Эх ты, Клякса!
Тот не обиделся. Протянув бумагу, поинтересовался:
— Тоник, у тебя там кто на картинке? Ну, дома, на стенке, где кровать? С винтовкой…
Тоник промолчал, хотя понял, что Клякса спрашивает про газетный снимок с маленьким кубинцем. Про снимок, который Тоник приклеил над своей кроватью. Приклеил намертво, не оторвать.
Стрелка подходила к нужной черте и Тоник снял с прута катушку, убрал с нитки зажим. Он сразу почувствовал силу, с которой рвался в небо змей. Нитка, разматываясь, заскользила в пальцах Тоника. Катушка упала к ногам, и, раскручиваясь, весело запрыгала в углублении между кровельной доской и печной трубою.
Чтобы снизить змей, нужно было перехватить нитку покрепче и поскорее начать выбирать ее. Но Тоник стоял неподвижно, и змей уходил все выше…
Когда катушка раскрутилась, Тоник привязал конец нитки к железному пруту. «Битанго» достиг рекордной высоты. Он поднялся, наверно, так высоко, как поднимется тот маленький двухместный самолет, что через двадцать минут уйдет с аэродрома. С пустым задним креслом в кабине…
Тоник устало сел и прислонился к шесту, на котором трепетал флажок. Не оглядываясь, он приказал Кляксе:
— Мало бумаги, принеси еще.
Клякса послушно пошел на край крыши и оттуда спросил, сочувственно заморгав:
— Тоник… А ты чего?..
— Ладонь порезал ниткой, — тихо сказал Тоник и зажал в зубах обшлаг зеленой рубашки."
Вот такой — не очень-то веселый, но с оттенком ребячьего героизма (как мне казалось) был у рассказа конец.
Я перечитал Битанго и отдал Льву Григорьевичу Румянцеву — он ведал в "Уральском следопыте" прозой.
Лев Григорьевич прочитал сразу.
— Ну, что же, будем ставить в номер. Получилось у тебя.
А я… Я не знал: получилось ли?.. И честно говоря, в глубине души чувствовал: не вышло.
Перечитывал снова и снова.
Казалось бы, все как надо. И ребята как ребята, я на них уже отточил перо в более ранних рассказах. И город, о котором я писал, был хороший, похожий на мою родную Тюмень — с теплыми от солнца крышами и шумящими на ветру тополями. И в намечающемся полете летчицы-инструктора с мальчишкой не было ничего неправдоподобного: я знаком был с досаафовскими спортсменами и знал, что в ту пору такие вещи случались.
И мальчишки п о п р а в д е разыскивали старое железо, чтобы помочь Кубе. И вокруг меня на Уктусской окраине уже собиралась ребячья компания, похожая на ту, что в рассказе. Только называлась она не "Клуб Веселых Ветров", а «БВР» ("Берег Веселых Робинзонов"). Это было начало отряда "Каравелла".
И был у меня верный друг и адъютант, соседский Алька, похожий на Антошку. Тоже готов был пожертвовать любой радостью, любым путешествием и полетом ради общей идеи, ради друзей…
Отчего же грызли меня сомнения?
Отчего было так: любую деталь рассказа возьми — все по правде, а прочитаешь подряд — и кажется мой «Битанго» искусственным, будто написанным по заказу…
Все, вроде бы, складывалось нормально: и напечатают, и похвалят… Но не тот это "Битанго", о котором я мечтал!
