Вайо нахмурилась.
– Безнравственно для отдельно взятого члена группы… – повторила она. – Профессор, а каковы ваши политические принципы?
– Позвольте сначала услышать о ваших. Если, конечно, вы способны их сформулировать.
– Конечно способна! Я приверженец Пятого Интернационала, как и бо́льшая часть членов организации. Мы не отталкиваем от себя попутчиков, у нас единый фронт. Среди нас есть коммунисты, приверженцы Четвертого Интернационала, краснобригадники и коллективисты, сторонники единого налога, да мало ли кто еще. Но я не марксистка; у нас, у Пятого Интернационала, программа чисто практическая: пусть частная собственность существует там, где это уместно, а государственная – где необходимо. Мы признаем, что стратегия изменяется с обстоятельствами. Словом, никакого доктринерства.
– А как с высшей мерой наказания?
– За что?
– Ну, скажем, за предательство. За действия против Луны, когда вы ее освободите?
– Смотря какое предательство. Пока мне не известны обстоятельства, я ничего решить не смогу.
– Так же, как и я, милая Вайоминг. Я верю в необходимость высшей меры при определенных условиях – только с одной оговоркой: я не стану обращаться в суд. Я сам проведу следствие, вынесу приговор, приведу его в исполнение и приму на себя всю меру ответственности.
– Но… профессор, кто же вы по убеждениям?
– Я разумный анархист.
– Такой марки я не знаю. Анархо-индивидуалисты, анархо-коммунисты, христианские анархисты, философские анархисты, синдикалисты, либертарианцы – про таких слыхала. А вы кто такой? Может, рэндист?
– С рэндистами я нашел бы общий язык. Разумный анархист верит, что «государство», «общество», «правительство» не более чем воплощение поступков ответственных индивидуумов. Разумный анархист полагает, что сваливать, разделять и перераспределять вину невозможно, ибо и ответственность, и вина, и стыд существуют лишь внутри индивидуума, и больше нигде. Однако, будучи разумным, анархист понимает, что далеко не все люди отвечают его стандартам, а потому старается приблизиться к совершенству в несовершенном мире. Понимая, что результаты его усилий будут далеки от совершенства, он не падает духом от сознания неизбежного провала.
– Вот-вот! – воскликнул я. – «Далеки от совершенства». К этому я стремился всю свою жизнь!
– И добился своего, – откликнулась Вайо. – Профессор, все это красивые слова, не больше. Слишком много власти в руках индивидуумов… Представьте, например, что водородная бомба попадет в руки какой-нибудь безответственной личности…
– Так ведь самое главное в моей теории то, что каждая личность ответственна. За все. Если водородные бомбы существуют, а они таки существуют, их обязательно контролирует какой-то человек. В сфере морали такого понятия, как «государство», вообще нет. Есть только люди. Индивидуумы. И каждый несет ответственность за свои поступки.
– Кто еще хочет выпить? – спросил я.
Ничто так не способствует расходованию алкоголя, как политические дискуссии. Я заказал еще бутылку.
В споре я не участвовал. Не могу сказать, что я так уж стенал «под железной пятой Администрации». Я надувал ее как мог, а в остальное время забывал о ее существовании. И уж конечно, не помышлял, как ее уничтожить, ибо уничтожить ее невозможно. Иди своей дорогой, не суй нос не в свое дело, не лезь…
Правда, особой роскоши я тоже не знал. По земным стандартам мы были почти нищими. Импортом не пользовались, нам он не по карману. Сомневаюсь, чтобы тогда во всей Луне нашлась хоть одна автоматическая дверь. Даже скафандры и те привозили с Терры, пока какой-то хитроумный китаеза, еще до моего рождения, не додумался, как собезьянничать их, а заодно упростить и улучшить. (Бросьте двух китаез в одно лунное море, и они разбогатеют, продавая друг другу камни, да при этом еще умудрятся вырастить по двенадцать детишек. А затем появится индус и начнет торговать в розницу тем, что скупит у китаез оптом: загонит все ниже себестоимости, но с жирной прибылью. Так и живем помаленьку.)
Видел я эту роскошь на Земле. Не стоит она того, чем они за нее платят. Я не про большую силу тяжести – там к ней привыкли; я о всякой фигне. Сплошное кукаи моа. Если бы все, что срут людям на голову только в одном земном городе, вывезти в Луну, проблема удобрений у нас решилась бы на сотню лет вперед. Делай то. Не делай этого. Не выходи из строя. Где твоя квитанция об уплате налогов? Заполни бланк. Покажи лицензию. Принеси шесть копий. Здесь только выход. Нет правого поворота. Нет левого поворота. Встань в очередь и уплати штраф. Не забудь поставить печать. Сдохни – но сначала получи разрешение.
Вайо вцепилась в профа мертвой хваткой, уверенная в том, что знает все ответы. Но профа больше интересовали вопросы, чем ответы, и это ставило ее в тупик. Наконец она сказала:
– Профессор, я вас не понимаю. Я не настаиваю на слове «правительство». Я хочу только, чтобы вы четко сформулировали, какие ограничения свободы вы считаете необходимыми для обеспечения равных свобод для всех.
– Дорогая леди, я с радостью приму все ваши ограничения…
– Но вы же, по-моему, не терпите никаких ограничений?
– Верно. Но я приму любые ограничения, которые вам кажутся необходимыми для вашей свободы. Я-то свободен всегда, какими бы ограничениями меня ни окружали. Если я сочту их приемлемыми, я их стерплю. Если они покажутся мне обременительными, я их нарушу. Я свободен, ибо знаю, что только я один морально ответствен за свои поступки.
– Вы подчинились бы закону, который принят, скажем, большинством народа?
– Скажите мне, что это за закон, дорогая леди, и я скажу вам, буду ли я ему подчиняться.
– Вы увиливаете! Каждый раз, когда я ставлю принципиальный вопрос, вы уходите от ответа…
Проф прижал руки к сердцу:
– Простите меня! Поверьте, прекраснейшая Вайоминг, более всего в мире я жажду угодить вам. Вы говорили о своем стремлении включить в единый фронт всех попутчиков. Достаточно вам того, что я хочу вышвырнуть Администрацию и готов отдать за это жизнь?
Вайо просияла:
– Конечно достаточно! – Она несколько раз (очень нежно) ткнула его под ребро, обняла за шею и поцеловала в щеку. – Камрад! Будем же друзьями!
– Ура! – завопил я. – Подать мне сюда… ик!.. коменданта, я его… ик!.. иквидирую.
Я был в восторге от своей идеи. Ничего удивительного – я не выспался и не привык много пить.
Проф наполнил стаканы до краев, поднял свой к потолку и торжественно провозгласил:
– Камрады!.. Мы объявляем революцию!
Вайо расцеловала нас обоих, но я мигом протрезвел, как только проф уселся и произнес:
– Заседание чрезвычайного комитета Свободной Луны объявляю открытым. Нам нужно разработать план действий.
Я всполошился:
