– Я повела себя гадко, девочки. Так гадко, что мой поступок не имеет названия. Но хуже всего было то, что я сделала задолго до этого дня. Наши с Робертом родители, конечно, не богачи были, но кое-что имелось. Накопления матери. Она всю жизнь экономила, работала чуть не до самой смерти, откладывала; а еще дача большая, трехкомнатная квартира. Я тогда жила в ней с матерью, а Роберт – с женой и дочкой. Потом Маша умерла, они с Региной вдвоем остались.
При последних словах Регина изменилась в лице и прикусила губу, но Римма Ринатовна не акцентировала на этом внимания и продолжила:
– Роберт всю жизнь собой был занят, мать редко навещал, по необходимости, и все старался убежать побыстрее. Она страдала, скучала. Обижалась на него, но все равно твердила, что надо поступить по справедливости. Чтоб все нам пополам. Меня это бесило! Я за матерью ухаживала, лечила, по врачам возила, а братец порхал и жизни радовался. Ну, я и придумала, что надо делать. Оформила опеку над матерью, дачу продала и все деньги, что у матери на счете были, вместе с выручкой от продажи дачи перевела на собственный счет. В квартире я одна прописана была, после маминой смерти мне она и отошла, в советское время так было. В итоге мне досталось все родительское имущество, и с братом я ничем не поделилась. Обворовала его, чего уж там. Наверное, мать меня с того света до сих пор не простила. Но меня не это тогда волновало: я боялась, Роберт возмущаться начнет, оспаривать. А он не стал – воспринял как должное.
– Что было дальше? – спросила Роза.
– А что дальше? Дальше уж вы все сами знаете. Перестройка началась, частная собственность… Я оформила на себя квартиру, потом сразу продала, добавила накопления – у меня к тому времени немало уже набралось – и на вырученные деньги дело открыла: опыт был и связи имелись. Пошла ва-банк, рискнула, начала с малого, поднялась постепенно.
Римма Ринатовна умолкла, Регина и Роза тоже не произносили ни слова. Она ждала криков и обвинений, но обе молчали. Потом племянница обронила непонятную фразу:
– Какая-то ночь откровений. Каждому есть что скрывать.
– Это был, конечно, сволочной поступок, тетушка, – выдала Роза.
Римма Ринатовна не стала возражать.
– С другой стороны, столько лет прошло. Даже за преступления старые вроде не судят – есть же сроки давности. Только вот… Ты не хочешь деду про это рассказать? – спросила девушка.
– Хочу, – ответила Римма Ринатовна и поняла, что это правда. – Хочу! А где он, кстати?
Если подумать, это странно, что Роберт не прибежал на ее крики, не спустился поглядеть, что происходит. Он обижен, это ясно, но, насколько она знала брата, все равно Роберт не остался бы наверху, если бы слышал, что тут какая-то заварушка. А вдруг… Она похолодела:
– Вы давно его видели?
Регина с дочерью переглянулись.
– Я ушла к себе с вечера, – проговорила Роза. – Больше и не выходила.
– Мы с отцом… долго разговаривали, – чуть запнувшись, сказала Регина. – Где-то около трех я ушла к себе. Он лежал в кровати.
Римма Ринатовна читала в книгах фразу «кровь отхлынула с лица», но никогда не видела этого воочию. Лицо племянницы на глазах побелело, как сметана, на нем ярко выделялись тонкие черные брови и темные миндалевидные глаза.
– Господи! – выдохнула она и ринулась вон из комнаты.
Роза бросилась за матерью. Римма Ринатовна не могла последовать за ними, ей ничего не оставалось, только лежать.
«Что, если он умер?» – мысль пришла, убийственно яркая и четкая в своей определенности. Теперь ей казалось невыносимым, что она не сможет попросить прощения, не расскажет брату правду. Буквально несколько дней назад она почти не вспоминала о своем поступке, но теперь все стало иначе.
А еще вдруг стало ясно, что она очень любит брата. Непутевого, смешного. Неудачника и недотепу. Непонятого и не понимающего, в чем суть и смысл жизни; увлеченного бог знает чем. Но вместе с тем доброго, трогательного в своей нелепости человека. Погруженного в себя и эгоистичного, но все же не способного на подлый корыстный поступок, какой совершила она сама.
Римма Ринатовна застонала от новой, тянущей боли где-то в глубине, за грудиной, и закрыла лицо руками. Вот-вот сверху раздастся крик: примутся голосить по покойнику…
Минуты шли и шли. Она ждала, но никто не кричал.
А потом послышались торопливые шаги, и ее волной захлестнуло облегчение: жив! Сумел-таки заснуть и мирно спит. А может, засунул беруши в уши и ничего не слышит.
– Его там нет, – появляясь в дверях, громко возвестила Роза.
– Что? – не поняла Римма Ринатовна.
В комнату вслед за дочерью вошла Регина.
– Отца нет в комнате. Кровать пуста, в ванной тоже никого.
– Где же он? – озадаченно спросила Римма Ринатовна.
– Понятия не имею, – Роза присела на краешек кресла и покачала головой. – Мы посмотрели в других комнатах – у меня, у мамы… К тебе в спальню заглянули. В общем, весь второй этаж обошли. Звали его. Деда наверху точно нет.
– Он не откликнулся. Выходит, его нет. Прятаться от нас он бы не стал, – заторможенно произнесла Регина.
– Может, вниз спустился? Мы могли не заметить его в этой суматохе, – предположила Римма Ринатовна, сама прекрасно сознавая слабость своей версии. Зачем брату красться по лестнице, проходить тихонько мимо них, пробираться тайком на кухню или в гостиную? Это было лишено всякого смысла.
– С какой стати? – в унисон ее мыслям хмыкнула Роза. – Зачем деду этот цирк?
Ее мать ничего не сказала. Просто повернулась и вышла из комнаты. Римма Ринатовна и Роза слышали, как она обходит комнату за комнатой, включая всюду свет и окликая отца. Как и следовало ожидать, ответом ей было молчание.
– Нет там никого, – сказала Роза. – Чего она мучается? Был бы, давно бы вышел. Он же не глухой. – Девушка приподнялась с кресла и громко крикнула: – Мама!
– Оставь ее, пускай походит, поищет… Чтобы наверняка знать, убедиться, – задумчиво произнесла Римма Ринатовна.
Роза досадливо пожала плечами: как угодно.
Некоторое время они слушали, как Регина мечется по ярко освещенному дому, упорно продолжая звать отца. Большие пустые комнаты отвечали на ее призывы гулким молчанием.
Наконец она сдалась и вернулась в комнату тетки.
– Тетя Римма, скажите, в этом доме есть какие-то места, где нам стоит поискать? – чуть запыхавшись, спросила племянница.
– О чем это ты? Какие еще места? – растерялась Римма Ринатовна.
– А что непонятного? – с издевкой проговорила Роза. – Пыльный чердак, где прячут занавешенные старинные зеркала. Двери, ведущие в подземные ходы. Или темный подвал, где злобный маньяк истязал своих жертв… В лучших традициях голливудских ужастиков!
– Перестань паясничать! – одернула ее мать. – Все и так на взводе.
