Я вспомнил о маленькой рыбке-лоцмане, которая у меня на глазах подплыла к десятифутовой акуле и посмотрела ей прямо в глаза, увернувшись, пока акула делала круг, чтобы проглотить ее. Возможно, это была единственная рыбка-лоцман во всем океане, которая знала, как выглядит пасть акулы при близком рассмотрении, если она оказалась настолько удачливой, что сохранила память».
Рядом с текстом Кроухерст написал небольшое стихотворение на эту же тему:
Проявите к изгнаннику милость, с сердцем израненным он
Безрассудно, без всякой цели все летит и летит вперед.
Пожалейте его, поймите. Но больше жалейте того,
Кто слеп и не может видеть изгоя высокий полет.
«Изгоя» можно назвать наиболее сильной и грамотно написанной вещью из всех, что создал Кроухерст. В то же время в стихотворении отражено состояние яхтсмена: он бежал от трудностей своего положения, прячась от проблем за очередной актерской маской. Ранее он видел себя героем, превознесенным обществом. Теперь же чувство вины за подделывание судовых журналов и потенциально фальшивое путешествие слишком тяготили его, поэтому он больше не мог оставаться собой. Прибегая к классическому приему романтизма и вживаясь в роль бунтаря, артиста и преступника, Кроухерст примерил на себя роль героя, отвергнутого обществом. Он стал изгнанником.
13. Тайная высадка
Дональд Кроухерст понимал, что важнейшей задачей на текущий момент остается починка правого поплавка, на котором отошла обшивка. Трещина в корпусе становилась все больше, а попытки предотвратить попадание в нее воды приводили к тому, что яхту уже невозможно было вести разумным, управляемым курсом. Яхтсмен также понимал, что из-за суматохи в Тинмуте на борт не были принесены нужные для ремонта материалы, в связи с чем все острее вставала необходимость пристать к берегу, где можно было бы раздобыть фанеру и винты с шурупами. Однако высадиться на сушу означало пойти на риск выдать себя с последующим разоблачением и дисквалификацией. Тогда всему миру станет известно, что яхтсмен и близко не подходил к тому месту, где, как он утверждал, находится тримаран.
К концу января Кроухерст так и не определился, в каком направлении двигаться дальше. На протяжении недели яхта петляла зигзагами на юго-запад параллельно береговой линии Южной Америки, а потом около суток шла непонятно зачем на юго-восток. После чего моряк медленно, но уверенно повел судно к заливу Ла-Плата. Судя по всему, однодневный шторм и дождь заставили Кроухерста поспешить с окончательным выбором: 2 февраля он весь день провел со спущенными парусами, а потом двинулся прямо к берегу. Местом его назначения был не Буэнос-Айрес, Монтевидео или другой крупный город, находившийся поблизости. В голове яхтсмена зрел новый план. Раскрыв первый том «Лоций» Адмиралтейства с данными по Южной Америке (всего на борту было 11 томов справочника), Кроухерст стал изучать очертания береговой линии в поисках подходящего места высадки. Какого-нибудь небольшого поселения на берегу, достаточно крупного, чтобы там можно было достать фанеру и болты, но в то же время маленького, чтобы сохранить высадку на сушу в тайне.
Несмотря на сильное эмоциональное напряжение, во время поиска нужного места моряк продемонстрировал присущую ему способность мгновенно схватывать детали и грамотно анализировать ситуацию. Выпадающие из «Лоций» страницы, захватанные пальцами, ясно показывают, какие области на карте он изучал, а отметки карандашом напротив некоторых абзацев помогают понять, что именно искал моряк. Кроухерст исследовал отрезок береговой линии, начинающийся у эстуария Ла-Плата и идущий до залива Сан-Матиас, расположенного примерно в 600 милях к югу. В течение какого-то времени он, должно быть, рассматривал и его как место возможной высадки на берег. Моряк провел карандашом линию напротив входа в залив:
«Рядом с заливом возвышаются холмы Каррос-дос-Эрманас, а на берегу стоит несколько домов. Суда могут бросить якорь в заливе Роз, где достаточная глубина».
Здесь, рядом с небольшим поселением, имелось хорошее место для якорной стоянки, идеально подходившее яхтсмену для осуществления его плана. Но путь на юг был неблизким, поэтому Кроухерст нашел другой населенный пункт, расположенный прямо в эстуарии Ла-Плата и выглядевший даже еще более привлекательным.
«Береговая линия залива Самборомбон тянется на север около 13½ мили до дельты Рио-Саладо (35° 41´ ю. ш., 57° 21´ з. д.) и постепенно поднимается… На южном берегу Рио-Саладо расположены ангары и здания, являющиеся прекрасным ориентиром. На отмели Рио-Саладо глубина достигает всего 1 фута, но внутри бухты глубины больше… Наилучшее место для якорной стоянки в заливе Самборомбон расположено в 5 милях от берега, между входом в Канал 9 и Рио-Саладо, где глубина составляет 18 футов, а дно – глина с песком – хорошо держит якорь».
Поселение Рио-Саладо в заливе Самборомбон обладало рядом преимуществ. Оно находилось недалеко от Буэнос-Айреса и других больших городов, поэтому в случае раскрытия места тайной высадки яхтсмена и его дисквалификации у людей не возникло бы вопросов, почему моряк выбрал такой странный район для остановки.
Таким образом, весь февраль Кроухерст двигался по направлению к берегу. Он особо никуда не торопился, поэтому курс тримарана был еще более беспорядочным, чем обычно. Погода, как он пишет в судовом журнале, была «сырой и теплой, моросил дождь, так что было ужасно». На протяжении шести дней Кроухерст ходил кругами, а два дня из них провел под одним рангоутом из-за сильных ветров. К концу месяца, уже на подходе к берегу, он почти остановился, а 27 февраля весь день находился в свободном дрейфе из-за штиля, двигаясь со скоростью всего 3 мили в час. Все эти задержки частично были обусловлены изменчивой погодой и нерешительностью моряка, но он наверняка просчитал, что нужно оттягивать момент высадки как можно дольше на случай раскрытия. Если Кроухерсту придется выйти из гонки, то возвращение с о. Гоф (именно его он упоминал в своей последней радиограмме) будет выглядеть тем правдоподобнее, чем позже он пристанет к берегу.
2 марта он увидел двойные огни маяка мыса Сан-Антонио, расположенного на южной оконечности залива Самборомбон, и повернул к ним в поисках берега. В судовом журнале появилась запись:
«1: Установил визуальный контакт с берегом (увидел каботажное судно, маяк Сан-Антонио, курорт).
2: Ремонт поплавка – нет нужных материалов: большой лист фанеры – бруски – винты – клей. Требуются также денатурат, овсянка, рис, соус карри».
Потом в какой-то момент Кроухерста обуяла паника. Он развернул тримаран и снова направил его в открытое море на юго-восток, отгоняя на слишком большое расстояние от берега, чтобы оттуда можно было выбрать место стоянки. Через два дня он опять развернулся и направился обратно к мысу Сан-Антонио. Этот маневр позволил ему подойти к суше с юга. Ведь именно с этой стороны он должен был бы появиться, если бы действительно незадолго до того обогнул мыс Горн. Когда на траверзе появился курортный городок Сан-Клементе-дель-Тую, отмеченный в его списке, Кроухерст спустил паруса и положил яхту в дрейф. Он замерил глубину лотом и обнаружил, что до дна всего 6 футов. Тримаран в очередной раз развернулся, направляясь теперь к Рио-Саладо. Кроухерст прикинул примерное время прибытия – 6 марта в 5 часов утра – и выписал временные интервалы приливов. Как обычно, яхтсмен переоценил свои возможности и не угадал. Он бросил якорь в виду Рио-Саладо в 8.30 утра, когда уровень воды находился на отметке 3 фута, а отлив все продолжался. Вскоре тримаран оказался на осушке.
