— ?!
— Вы же видели Ярика. К тому же им известно, что он из богатой семьи. Они хотят с ним встречаться, спать и далее везде… Меня же они считают ужасной мегерой, которая ни на минуту не выпускает сыночка из своих цепких лап.
— Но вы же она и есть? — улыбнулась я. Я не боялась ее ранить: после всего ею проделанного она была так сильна, что «вам и не снилось».
— Да, конечно. И вот я пришла к вам с вопросом: что же мне делать дальше?
— Боже мой, но откуда же я знаю?!
— Я вижу, что вы мне не очень поверили. Давайте вы с ним без меня поговорите?
— Давайте.
Я поговорила с Ярославом. Странное ощущение. Двадцать два года, внешность шестнадцатилетнего и ощущение, что говоришь с младшим подростком — одиннадцати-двенадцати лет. Любит мультики и маму с папой. В школе нравилось, особенно уроки физкультуры, труда и «технического творчества». В институте не нравится: совсем ничего не понятно, к концу лекций очень болит голова.
— Я не сказала вам, может быть, главного, — вернувшаяся мать Ярослава потерла руками виски. — Ярик знает о своем состоянии. Я рассказала ему, и он понял.
— Да, — кивнул Ярик. — У меня повреждены мозги. Поэтому я с трудом учусь и понимаю меньше других. Это большая проблема, чтобы мне жить дальше.
— Офигеть, — сказала я и обернулась к матери. — Вы совершили почти чудо, но не поняли опять же, может быть, главного. Мир — это не плоская лепешка, а наполеон, слоеная штука. Вы прикидывали на один, максимум два слоя, и получалось: ваш сын не подходит, однозначно. Но смотрите: ваш Ярик умеет читать и писать, а вы знаете, что еще двести лет назад четырех из десяти учеников церковно-приходских школ отправляли назад в семьи с приговором: необучаем? И они ведь, заметьте, от этого не гибли, а просто на всю жизнь оставались неграмотными крестьянами. Вполне адаптированными к своей крестьянской жизни.
— Вы думаете, нам стоит купить Ярику ферму? — усмехнулась женщина.
— Не знаю. Ярик не упоминал, что он любит животных и растения. Ему нравятся большие машины. — Юноша энергично закивал. — Может быть, комбайнер? — я подмигнула матери. — Но есть ведь еще заводы и фабрики с огромными современными станками, а наглядно-действенное мышление у Ярика сохранно, и кто знает, возможно, он вполне мог бы усвоить несколько алгоритмов и получать свое удовольствие от подвластности ему этих механических штук… А еще есть красивые магазины электроники и прочей бытовой техники — с аккуратными, совершенно пластмассовыми мальчиками в каждом отделе, которые лично мне всегда, при попытке любого с ними контакта кажутся выпускниками коррекционных школ…
— Вы думаете, я мог бы как они? — жадно спросил внимательно прислушивающийся к разговору Ярик. — Ух ты! А институт как же?
— Ну, институт тогда придется бросить, конечно, это же нормальная работа, посменная, если я правильно понимаю…
Ярик умоляюще сложил руки перед грудью (мне показалось, что только хорошее воспитание не позволило ему броситься перед матерью на колени):
— Мамочка, миленькая, можно я буду вместо института в магазине стоять? Я все товары смогу выучить и покупателям говорить. Я же видел…
— Ну, я не знаю… — женщина явно растерялась.
— Подумайте об этом, — предложила я. — Можно договориться на испытательный срок. Ярик у вас не хватает звезд с неба, но безукоризненно вежлив, красив, дисциплинирован и исполнителен. Что же для такой работы еще?
— Я смогу? Я смогу. Ух ты! Я смогу! — прекрасное лицо юноши даже как-то ожило от предвкушения.
— Спасибо, я подумаю об этом, — механически сказала женщина. На психологических тренингах так учат отказывать.
Я вздохнула. Ну что ж, я попыталась. Они ушли.
* * *
В следующий раз она пришла спустя пару лет, без Ярослава. Я ее, конечно, не узнала. Она напомнила.
— Я опять не знаю, что мне делать. Все было хорошо. Ярик работал в большом магазине. Его там любили. С самого начала мы ни от кого не скрывали, что у него ментальные проблемы, и поэтому его не переводили из отдела в отдел, как других. Свой отдел он знал назубок, прекрасно справлялся со своими обязанностями, раскладывал товар, ориентировал покупателей… Но тут впервые за четверть века в его жизнь решил вмешаться отец. Он забрал его из магазина и устроил на один из своих заводов…
В дверь энергично постучали.
— Здравствуйте, — на пороге стоял Ярослав и ослепительно улыбался. За прошедшие годы он стал взрослее и коренастее. — Я теперь хочу вам сказать, что это я сам папу попросил про завод. Он меня туда сначала водил, и мне всё показали. Ух ты, как там здорово! В магазине было хорошо, но помните, я машины люблю. И всегда любил. Мне с ними интересно и спокойно. Они не ждут, что я с ними говорить буду. Там на правильную кнопку нажал, и — ух ты! И еще я там с Ритой познакомился…
— Девушка из деревни в Псковской области, которая на конвейере работает, — уточнила мать. — И у нее маленький ребенок.
— Ух ты, Максик такой хорошенький! Я ему самолетик из бумаги сделал и водяную бомбочку, он так смеялся! И послушайте меня и вы, и мама: дело не только, чтобы с Ритой спать, хотя это — ух ты! — как хорошо. Но она мультики любит смотреть, как и я, и французские комедии, и я всё понимаю, что она мне говорит. И готовит она хорошо.
— Это ведь счастье? — спросила я у матери.
— Но разве…?
— Если бы вы не сделали всего того, что вы для Ярика сделали, оно и близко не было бы возможным.
— Вы так думаете?
— Я в этом уверена.
Идеальный папа
— Я к вам… я к вам… Да я, собственно, и сам, кажется, не знаю, зачем я к вам, — крупный, что называется, «видный» мужчина с досадой тряхнул живописно лохматой головой.
— Пойдете домой? — чуть-чуть смягчив улыбкой наезд, спросила я.
Он с готовностью, открыто улыбнулся в ответ.
— Да нет, это уж совсем глупо выйдет. Просто не знаю, как сказать, да и звучит оно как-то… В общем, так: моя старшая дочь (ей 22 года) обвиняет меня в том, что я — идеальный отец.
— Именно обвиняет? — уточнила я.
— Именно обвиняет.
— Неожиданно, — признала я. — Мне бы хотелось поговорить с девушкой, выдвигающей такие обвинения.
— Да без проблем! — с готовностью откликнулся мужчина. — Мы ж на Ленинском, в десяти минутах отсюда живем. Сейчас я Люсе позвоню, если она еще из дома не ушла, так минут через двадцать и подойдет.
— Ок, — согласилась я. — Звоните. А пока она идет, вы мне расскажете, что там у вас происходит.
* * *
У них была очень хорошая семья, все знакомые прямо завидовали и этого не скрывали. Познакомились в институте, влюбились: он — пылко, она — всерьез. Поженились, почти сразу родилась Люся, спали и нянчили по очереди и по очереди писали два диплома. Защитились, стали работать инженерами, ходили в походы, плавали на байдарках, он играл на гитаре, она, положив голову ему на плечо, пела. Ночью в постели, когда спали, держались за руки. Так и просыпались. Сразу хотели еще одного ребенка, но что-то там не получалось. Она сказала: это из-за меня. Лечилась. Он ничего не спрашивал, чтобы она не почувствовала вины. Олечка родилась спустя семь лет. Они были счастливы.
