Не было другого такого дня, за который во мне столь стремительно менялись бы настроения. Я подошел к ней, убрал ее пальцы подальше от ненавистной Иришкиной ручки и прижался щекой к ее плечу – целовать уже не решался: не при Пете.
Тут, конечно, кто-то попытался войти в комнату. Обнаружив, что дверь заперта, стали дергать за ручку.
– Что вы там делаете? – За дверью послышался смех.
– Пожалуйста… – еле слышно сказал я, но Ясна меня оборвала.
– Я лягу на кровать, голова раскалывается. И никто не должен видеть, что я плакала.
Петя придвинулся к компьютеру и открыл браузер, а я остался на полу возле кресла, на котором она только что сидела и с которого встала.
– Ты написала, что будешь счастлива, если я буду счастлив. Я буду счастлив, только если ты будешь со мн…
– Ну же, открой дверь, – сказала она мне и легла на кровать, приложив ко лбу ладонь.
Я открыл.
– Все в порядке? Я хотела кое-что взять. – Иришка по-хозяйски зашла в комнату и заглянула в свою сумку. – А что вы делаете?
– Ищем Ясну на фейсбуке, – буднично сказал Петя.
– Ярославна Рыбкина, – прошептала Ясна.
– Рыбкина! Так вот откуда взялась наша золотая рыбка!
– Я бы на твоем месте опасался этих двоих! – с хохотом крикнул Ясне заглянувший к нам Вадик. – Ты их плохо знаешь!
– У тебя болит голова? Выпьешь таблетку? – Иришка заботливо села на уголок кровати. – Головную боль нельзя терпеть. Игоряша, принеси ей анальгин.
– Нет-нет, Игорь, стой.
Я послушно остановился. Право командовать мной теперь принадлежало Ясне.
– Спасибо. Не надо таблетку. Я просто полежу в тишине. Скоро за мной приедут.
– Ладно. – Ира, побыв еще с минуту, наконец встала и вышла. Я снова запер дверь.
– Так, послушай, Рыбка. – Петя тут же свернул страницу и приблизился к Ясне. – Послушай, что я хочу сказать. Я уже пытался признаться тебе раньше. И если ты к нам что-то чувствуешь, как ты выразилась, это значит, что и ко мне в частности… Пусть даже это страх жертвы перед мучителем-маньяком. Я хочу быть с тобой.
– Я не могу, Петя…
– Воронцов? – Я даже повысил голос, такая злость меня взяла! – Тебе не кажется, что это уже слишком?
Ясна резко села и выпрямилась:
– Вы что, в самом деле… еще подеритесь! Я никому из вас не верю, я вам обоим не верю! Вы не можете меня любить! Зачем вам вообще понадобилось говорить мне это? Вы снова хотите от меня…
– Я не знал, что так получится! – Петя опять к ней повернулся. – Я думаю о тебе постоянно. И да, у меня странные фантазии по поводу тебя, не буду отрицать. Но это не отменяет того, что ты мне очень нужна. Дай шанс, Ясна. Попробуй хотя бы выбрать кого-то из нас.
– Выбрать? – Она округлила глаза в непритворном удивлении. – Нет, я не могу выбрать! В этом-то и дело! Если бы я просто влюбилась в другого парня, даже если и в извращенца, как бы тогда все было легко! Я бы сказала Стасу, что люблю другого, и дело с концом. Но я не люблю другого. Сомневаюсь, что вообще дело в любви. Я испытываю очень странное чувство к двум малознакомым людям, которые чуть меня не изнасиловали. Вы для меня один человек, абсолютно законченный, целый человек. И не я виновата в этом. Почему вы оба решили со мной познакомиться? Почему в первый же вечер оба повели себя одинаково? Почему потом вместе пригласили меня в кафе? Господи, а то, что вы звоните мне вдвоем, а то, что пишете одинаковые сообщения, это как все объяснить? И как тут выбрать?
– Одинаковые сообщения? – Мое внимание уцепилось за эти слова.
Ясна вынула из кармана юбки мобильник и быстро застучала пальцами по экрану.
– Вот. В вотсапе от Пети: «Спокойной ночи. Встретимся во сне».
Я вздрогнул. Банальное сообщение, конечно, но я точно такое же отправлял.
– Еще вы мне прислали по отрывку из «Слова о полку Игореве»! В разные дни, правда, но все же. Смешно? А вот вчерашнее. Сообщения разные, но время – 7:53! Оба! Я в это время еще сплю. А вы проснулись и стали писать мне? Да ведь вчера было первое января! Вы были вместе?
– Нет, не были…
– Кто первого января встает в такую рань?
(Теперь минутка моей тогдашней графомании в «ЖЖ»)
2 января.
– Игорь! Игорь! – И снова кто-то стал ломиться в комнату.
Я недовольно открыл.
Не помню, кто и зачем меня искал на этот раз. Мне говорили что-то, я кивал, но видел лишь свою комнату – лишь Петю и Ясну. Только Петю, подошедшего к ней недопустимо близко, и только Ясну, не сделавшую шага назад.
– Послушай… – сказал он ей.
– Послушай, Игорь, – сказал мне кто-то.
Свет падал, резко очерчивая Петино лицо, в глубь глазниц закладывая синеватые тени.
С черным облаком кудрей, с рубленым, без тонкостей и нюансов, лицом – это был демон. Демон летящий и демон сидящий. А еще стоящий и говорящий. Темнота в глазах и в желаниях. Абсолютная врубельщина. И эта врубельщина склонялась, обвивала за плечи изящную боттичеллевскую красоту. Темное утро самой холодной весны склонялось над маленькой осенью, брало ее за локти, пыталось смотреть глаза в глаза…
– Чехов! Заснул, что ли? – Меня снова окрикнули с веселым смехом. С неуместным веселым смехом.
– Нет, Петя, нет… – уворачиваясь от его гипнотического взгляда, твердила Ясна. – Ты не понимаешь!
«Как гнусно, – подумал я. – Дружбе конец. Что бы сейчас ни случилось. Кого бы из нас она ни выбрала. Дружбе конец…»
В конце концов она сказала:
– Все. Теперь точно пора идти.
– Как? Теперь? Мы же ничего не решили!
– Ну хорошо… Я… подумаю до завтра.
– То есть завтра мы встретимся?
– Да, – задумчиво ответила она. – Завтра. В два на «Тверской», в метро.
Когда я собственноручно закрыл за ней входную дверь, то почему-то почувствовал облегчение. Все, что произошло за последний час, не укладывалось у меня голове, и я был рад, что она вдруг испарилась и весь пережитый стресс превратился в подобие сна, – опять была только Иришка, своими округлыми плечами демонстрировавшая привычную реальность.
Квартира снова наполнилась для меня звуками. Вернувшись в действительность, я понял, что все друзья прекрасно осознают, что тут не обошлось без какой-то «истории». Но так же ясно было и то, что суть проблемы никому не видна. Те, кто после ухода Ярославны спросил: «У нее все в порядке? Она выглядела такой расстроенной!», были уверены, что девушку просто что-то взволновало. Те же, кто спросил «Как ты?» у Воронцова, скорее всего, замечали его плохо скрываемые знаки внимания к Ясне.
