Нет, я уже сказал родителям, что не буду. Они никак не могли поверить, что я серьезно. Да, я отучусь здесь. А потом поступлю на второе уже в их любимую Флоренцию. Накоплю денег и увезу с собой Рыбку.
– У него просто теперь девушка здесь, он поэтому никуда и не поедет! Вы что, не знаете, как он на них западает? – сдала меня родителям Маринка, за что тут же огребла. Мы с ней с детства колотили друг друга, и до сих пор так делаем.
Теперь я смотрел на Полину и пытался ответить что-то вразумительное. Петя и Ясна замерли в своем уютном углу. Интересно, хотел бы Воронцов, чтобы я свалил от них в другую страну?
Когда окончательно стемнело и гости лениво расползлись по гостиной допивать вино, я увидел, как Вадим что-то говорит Воронцову на ухо, – Петины брови были трагично нахмурены, большой нос повернут в мою сторону. Через минуту они оба вышли из комнаты, прихватив с собой Ярославну, и тогда ко мне вдруг подошла Вадиковская дама сердца Рита.
– Можно тебя на пару слов? – загадочно спросила она.
Я добровольно проследовал за ней в кухню, где, как оказалось, собрались те, кто только что покинул гостиную. Вадим стоял, чинно сложив на груди руки, Петя с Ясной – напротив него, мы с Ритой встали как-то посередине.
– Это, конечно, не мое дело, – торжественно начал Вадим, – но я хочу, чтобы вы разобрались во всем.
– В чем? – не понял Петя.
– Воронцов, ты, конечно, извини, что я говорю это, так сказать, при всех, но ты мне все-таки друг, как-никак…
– Да ладно? Очень польщен!
– Ты зря так шутишь. Я, может быть, единственный, кто от тебя ничего не скрывает! В отличие вот от них! – Он брезгливо кивнул на меня и на Ясну.
– Та-а-ак? – вопросительно протянул Петя, но в его глазах появилась улыбка.
– Может, вы сами ему расскажете? – Вадим дал нам слово.
– Зачем ты это начал? – Я вдруг решил подыграть ему и поэтому сделал недовольное лицо. – Тебе больше всех надо было лезть?
– Не твое дело! Я уже сказал, что он мне друг!
– В общем, мы целовались в ванной, а Вадик в это время заглянул, – примирительно перебила Ясна.
Девица Вадима красноречиво закивала, как будто это она застукала нас в ванной!
– Целовались? – переспросил Петя. – Вы с Чеховым?
– Именно! – заявил Вадим. – И совсем не по-дружески!
– То есть вы целовались… С языком? – уточнил Петя, сбив Вадима с толку.
– Да, – вздохнула Ясна.
– Я должен увидеть это, чтобы решить, что делать.
Вадим переглянулся со своей девушкой, наконец-то догадавшись, что все не так просто, как ему хочется думать.
– Ладно. – Я пожал плечами, притянул к себе Ясну. После нескольких секунд нам пришлось остановиться. Вадим и Рита ошарашенно молчали, Петя хмурился.
– Нет, – наконец выдавил он.
– Что… это было слишком? Ты тоже считаешь, что это не по-дружески? – спросила Ярославна, поворачиваясь к нему.
– Почему вы целовались и не позвали меня? Я же был в соседней комнате!
– Что? – не выдержал Вадим. – Вы больные?!
– А, Вадим, ты все еще здесь? – с наигранным удивлением воскликнул Петя. – Прости, забыли тебе сказать, что… Да, мы больные.
Я смотрел, как мои коленки и пальцы рук медленно уходят под воду, такую горячую, что над ванной стоял тяжелый пар. Непривычно, что это было именно утро: утра в наполненной ванной, пожалуй, у меня раньше не бывало. Вчера после катания на лодках у меня воспалились лимфоузлы, я лежал и все ощупывал раздувшуюся шею.
Заболеть в такую жару – полная невезуха!
Было тихо, если не считать бульканья льющейся из крана воды и – классика любого многоквартирного дома – звука передвигаемой мебели у соседей наверху.
Передвигать мебель в девять утра? Хотя, впрочем, бывает, что в это время кто-то уже сверлит стены, играет на фортепиано один и тот же кусок произведения или бросает на пол несколько металлических шариков, которые катятся… катятся… Я знаю, почему это происходит, не думайте. Но все же предпочитаю представлять шарики.
Всю ночь я промучился в полусне от рези в горле, теперь чувствовал себя разбитым, расслаблял руки, и они плавно поднимались на воде. Отжимания. Три подхода по тридцать. Зачем я их сделал с утра? Из-за температуры я еще и тупею, оказывается.
За стеной громко прошлепали босые ноги – на кухню и обратно – и остановились за дверью ванной.
– Ничего себе, – сказал Воронцов, просунув голову в приоткрывшийся проем. – А мы думали, куда ты делся. Может, свалил от нас наконец-то…
Я вспомнил, что он что-то говорил во сне; стало смешно, но лимфоузлы тут же напомнили: такая мелочь, как смех, сейчас в списке недоступной роскоши.
Он босо прошлепал к раковине и начал чистить зубы. Почти тут же дверь опять открылась, и вошла Ясна. Она положила на стиральную машинку книгу и толстый, истрепанный блокнот – без книг и блокнотов я видел ее только по ночам и во время наших свиданий, все остальное время она читала и что-то записывала. Я протянул мокрую руку и ухватил ее блокнот за край.
– Эй, нет! – Она подскочила и отобрала его у меня.
– Мне нельзя посмотреть, что ты пишешь? – Мне стало обидно.
– Я пишу рассказы, – объяснила она, убирая блокнот подальше.
– Про нас? – спросил Петя.
– И про вас тоже.
– И почему нам нельзя это прочесть?
– Можно будет, когда я закончу хоть один, – сказала Ясна, садясь сверху на блокнот, потому что Петина рука тоже к нему тянулась.
– А если ты не закончишь? – спросил я.
– Я завещаю тебе свои рассказы после смерти, – засмеялась она. – Только тогда ты сможешь их прочесть.
– Это сто раз нечестно, я умру раньше тебя! Во-первых, я старше, а во-вторых, мужчины в этой стране живут не так уж долго!
Ярославна рассмеялась. Она пересела на бортик ванны и стала делать из моих покрытых вспененным шампунем волос два рога: волосы у меня к тому времени были давно не стрижены, поэтому рога получились что надо – как у настоящего козла. В этот момент зазвонил стационарный телефон. Поскользнувшись, Петя выскочил за дверь.
– Алло, – сказал он.
Потом появился в ванной, улыбаясь и держа трубку под ухом.
– Игорь? Да, он здесь…
И вместо того чтобы положить трубку в мою протянутую руку, он поставил телефон подальше – на стиральную машину поверх Ясниных записей и книжки, – и включил громкую связь, после чего жестом предложил мне что-нибудь сказать.
– Да? – спросил я, не понимая, что это еще за фокусы.
– Привет… – раздалось на том конце. Голос Иришки! И, о да – не зря я потратил на нее целый год своей жизни: я сразу ощутил по интонации, что разговор предстоял «серьезный». Но с чего это вдруг? Сколько времени мы уже не общались?
