– Вы догадываетесь, что они представляют, когда думают о нас? – со смехом спросил Воронцов, имея в виду наших общих друзей. Я вздрогнул: думал, это он расстегивает мне рубашку, а Ясна стоит сзади и, просовывая руки мне под локти, дергает за пряжку ремня. Оказалось, все было наоборот.
– Конечно! – ответила Рыбка. Ее голос звучал слабо и нежно. Странно признаваться, но мне дико нравилось, что ее так повело от бокала вина. Я четко ощущал, что разум ее спит и что хотя бы просто теоретически я могу делать с ней все, что взбредет в мою пьяную башку. – Пока один из вас сует мне в рот свой член, второй…
– О, не торопи события! – расхохотался Воронцов.
– Что? – Она тоже засмеялась и наконец справилась с третьей сверху пуговицей.
– Мы же не будем так долго кормить их пустыми фантазиями? – отозвался он.
Я протянул руки и попытался обнять ее, но это было против правил.
– Ясна, никто не заставит тебя делать того, чего ты не хочешь.
– Никто, кроме меня, – снова влез Воронцов и сдернул с меня штаны. – Смотри-ка, наш супергерой уже готов.
– Зачем мне завязали глаза? – Мне тоже было смешно, язык заплетался.
– Потому что нас напрягает твоя благонравная рожа.
– Ничего нас не напрягает, – ответила Ясна, медленно стаскивая с меня мою новую рубашку. – Просто мы кое-что придумали.
– Я тут читал в интернете очередную фигню, – зачем-то начал рассказывать я, пока меня волокли к дивану, – о том, как люди анонимно признаются, какие извращения есть у их партнеров. Я хотел написать про вас, но понял, что вы не извращенцы. И я тоже – нет. По сравнению с тем, что там было написано, мы просто святые!
– О, я не сомневалась.
– Я не шучу, – сказал я. Кто-то из них надавил мне на плечи и усадил на край. – Прикиньте, один человек хочет, чтобы партнер написал ему в рот.
– Ой, прекрати!
– Чехов, если ты сейчас же не заткнешься, я стану для тебя этим партнером.
Я понимал, что несу чушь и хохотал, откинувшись на спинку дивана. На самом деле я был лишь немного возбужден, все вокруг казалось сном и счастливым бредом, я был согласен стать игрушкой, потому что не мог воспринять все это всерьез. Они копошились где-то возле моих колен, трогали, но я не мог угадать, кто это делает. Ясна отличала нас чуть ли не по прикосновению одного пальца, я же вообще не мог въехать, кто из них где.
– Воронцов, это же твоя идея с повязкой? – продолжал допытываться я. – Что ты там придумал?
Я был уверен, что они поддерживают мое веселье.
– Что, не можешь сделать этого в открытую? – Я свернулся от щекотки, потому что Яснины волосы коснулись моего живота.
– Чего сделать? – раздалось из темноты.
– Да ладно! Мы знаем, что это твоя идея. Идешь на любой идиотизм, чтобы только добраться до меня.
Вдруг стало очень легко говорить правду. Ту правду, что рождает отпущенный на волю разум. Ну, или алкоголь. Внезапно повисшая тишина совершенно не смущала.
Наконец Ясна улыбнулась где-то возле моего уха:
– Все совсем не так.
– Как это не так? – Еще я был уверен, что говорю очень смешные вещи. Что они оценят и посмеются, так же как смеялись над дурацкими вопросами в игре «Правда или действие». – Ты не думала, что он и с тобой встречается только для прикрытия?
– Игорь…
– Нет, а что? – Я искренне смеялся, не слыша предупреждающих нот в ее голосе. – Что ты сейчас хочешь сделать, Воронцов? Раз я тебя не вижу, так хотя бы послушаю. Расскажи. Я должен буду отличить, кто из вас где… Когда вы будете делать что?
– Боишься? – В его голосе звучала усмешка, но тогда я не различил, что там было что-то еще.
– Боюсь?! Нет. Не понимаю, почему ты не хочешь просто рассказать нам, что все затеял из-за меня.
– Потому что это бред.
Я выпрямился, отстранившись от Ясны. Ожидал услышать ее смех, но она молчала.
– Тогда зачем начал все это… ну, с Дроздовой, помнишь?
Сначала я болтал что-то безобидное, но вот уже меня понесло. Кто-то внутри меня догадывался об этом. Может быть, даже подавал знаки. Но тот, кому эти знаки предназначались, уже несся вперед, подогреваемый непослушным языком.
– Зачем я тебе был нужен тогда, а? Ты же меня хотел, а не ее.
– Ты больной?
– Я? Я больной? – Снова смех, и на этот раз как будто со стороны. – Ага, очень удобно! Давай, скажи еще, что не намекал, чтобы я пришел на ваше свидание с Лерой…
– Я ни на что не намекал, дебил! Ты сам приперся.
– И сам пригласил ее к себе домой, да? – Из шутливого мой тон вдруг сделался серьезным. И кто-то внутри меня все еще наблюдал за этим так, будто все происходило с посторонним человеком.
– Прекратите оба… – раздался натянутый голос Ясны. Я словно опомнился и сдернул с глаз повязку.
Голый Воронцов выглядел дико глупо. Моя рубашка медленно наползала на руки Ясны и вот уже, словно пасть, поглотила и плечи, и грудь, и даже ее бедра.
– Какого хера? – подал голос Петя, уставившись прямо на меня. Он отлип от шкафа, в который упирался плечом, и переступил с ноги на ногу.
Ответом ему было молчание. В голове сверкнула вспышка: я вроде бы что-то понял, но уже через секунду не мог вспомнить, что именно. Ясна с тревогой глядела на Воронцова, он провел ладонью по лицу, как делают сильно уставшие люди, и молча пошел в ванную.
– Петя, стой! – Рыбка спрыгнула с дивана и ринулась за ним, но ее ждал лишь щелчок дверного замка. – Петя… Что? Открой. Это же несерьезно.
В Маринкиной комнате я откопал шпильку и принялся ковырять ею в замке. Сработало быстро. Не оставляя Воронцову права на личное пространство, мы ворвались в ванную. Он сидел прямо на кафельном полу, выглядел совершенно убого – бледный, ссутулившийся, жалкий, но красивый – надо признать.
– Забудь, а? Вставай, отморозишь яйца.
– Забудь? – Он поднял на меня глаза. – Ты что вообще несешь? Сам хоть понимаешь?
Нет, не понимаю. Я никогда не пойму тебя и никогда не смогу встать на твое место.
– Просто уйдите отсюда.
– Слушай, ну… Я же пьяный. Говорю лишнее. Я знаю, что это не ты виноват… Это твой отчим! – Я наклонился и попытался его поднять. Он ударил меня по руке, грубо выругавшись.
– Да пошел ты! – Он подскочил и бросился в комнату, схватил свои вещи, начал судорожно их натягивать.
– Куда ты собрался, сейчас ночь!
Он продолжал молча одеваться.
– Петя, пожалуйста, – тихо проговорила Ясна, но он не обратил внимания.
Мы растерянно наблюдали. Петя всегда все решал за нас. А теперь он направлялся в прихожую.
