От группы сталактитов оторвалось ледяное копье — впечатление было такое, словно это произошло по воле Ученого Фи. Оно устремилось вниз, к ухмыляющемуся лейтенанту Лукенбаху, который, по всей видимости, решил, что его противник кричит от страха.
Копье зависло в нескольких сантиметрах над головой эсэсовца. Оно как будто и вправду подчинялось воле Фи.
Крик оборвался. Ученый Фи едва уловимо шевельнул губами. Ледяное копье послушно отклонилось и нацелилось в выбранную точку. Ученый повел ладонью. Копье описало плавную дугу — и элегантно, не подберу иного слова, именно элегантно вонзилось нацисту в самое сердце.
Лукенбах взвизгнул, по пещере пошло гулять эхо, а лейтенант уже забился в предсмертных конвульсиях.
Потом замер, вытянулся на каменном полу в луже крови, что натекла из раны; в груди у него торчало ледяное копье. Мы с Фроменталем потрясенно переглянулись: конечно, погибший был нацистом, но такая смерть…
Гейнор между тем явно пересматривал свою стратегию.
Вот мой кузен подошел к Лукенбаху, нагнулся и вынул кинжал из крепко сжатого лейтенантского кулака. Поморщился, отступил на шаг-другой и посмотрел мне в глаза.
— Кузен, я снова тебя недооценил. Когда же, в самом деле, я научусь воспринимать всерьез и тебя, и твоих дружков? Ты уверен, что не хочешь пойти с нами? Или, по крайней мере, отдать мне Равенбранд, чтоб я больше к тебе не приставал?
Я позволил себе усмехнуться, Фроменталь же громко и сурово произнес:
— Дружище, в вашем нынешнем положении торговаться не пристало.
— Положение — штука переменчивая, — Гей-нор по-прежнему не сводил взгляда с меня. — Что скажешь, кузен? Оставайся здесь со своими новыми приятелями, а меч отдай мне. Я заберу его наверх, чтобы сразиться с Хаосом. Договорились?
— С Хаосом? С самим собой, что ли? — я не удержался от колкости.
— Хаос — то, с чем я сражался, сражаюсь и буду сражаться, — напыщенно заявил Гейнор. — Потому мне и необходим Черный Меч. Если вернешься со мной, тебя ожидают великие почести; у тебя будет власть, ты сможешь вершить справедливость, по которой истосковался наш мир. Гитлер — всего лишь средство для достижения высшей цели, поверь мне!
— Гейнор, — проговорил я, — ты предался Зверю. Ты рассуждаешь о Порядке, но каждый твой шаг, каждое действие — служба Хаосу.
Теперь уже мой кузен расхохотался мне в лицо.
— Глупец! Ты понятия не имеешь, о чем толкуешь! Если думаешь, что я служу Хаосу, ты законченный идиот! Я служу Порядку и буду служить ему вечно. Все, что делаю, я делаю ради лучшего, более стабильного, более предсказуемого будущего. Веришь в такое будущее — добро пожаловать в наши ряды, будем сражаться бок о бок. По правде говоря, Ульрик, это ты служишь Хаосу, а никак не я.
— Где ты научился так ловко играть словами? — тихо спросил я. — Вроде вырос в Миренбурге… Ты ясно показал свою приверженность злу. Кузен, ты эгоист, твоя жестокость очевидна, твоя ложь слишком откровенна, чтобы я мог поверить в искренность твоих нынешний речей. Ты на самом деле желаешь одного — сожрать нас всех с потрохами. Твоя любовь к Порядку — не что иное, как присущая безумцам одержимость чистотой и аккуратностью. Это не гармония, Гейнор. Это не Порядок в истинном смысле.
По лицу Гейнора скользнула тень, словно он внезапно вспомнил о прежних, более приятных временах.
— Что ж, кузен, тебе виднее…
— Оставьте их, господин майор, — вклинился в нашу беседу Клостерхейм. Он выглядел обеспокоенным. — Чего зря время тратить? Все равно вы их не переубедите.
— А вы, герр Клостерхейм, — справился Фроменталь, — вы тоже считаете себя верным рыцарем Порядка?
Клостерхейм повернулся к французу, оглядел того с головы до ног и холодно усмехнулся.
— Я служу своему хозяину. И Граалю, хранителем которого мне суждено стать снова. Мы еще встретимся, господа. Как я уже сказал, мне здесь нравится, я не боюсь этого места и рано или поздно завоюю его, — он помолчал с отсутствующим видом. — Как часто я жаждал наступления ночи, как злился, когда приходил день! Восход — мой заклятый враг. Здесь я у себя дома. И вам со мной не справиться.
Даже Гейнор, казалось, изумился этой тираде.
— Старомодные у вас взгляды, господин капитан, — заметил я. — Похоже, вы перечитали романтической поэзии.
Клостерхейм смерил меня свирепым взглядом.
— Я вообще человек старомодный, граф, жестокий и мстительный, — его голос буквально сочился ядом.
— Уходите, — вдруг произнес Ученый Фи. — Если выйдете на свет, наши охранники убьют вас.
— Что? Куда уходить? Какие охранники?
— В темноту. За пределы света. А охранников у нас много, — Фи повел рукой, и почудилось, будто каменные колонны вокруг шевельнулись и в каждой проступило лицо офф-моо. — Время не властно над нами, принц Гейнор, это вы ему подчиняетесь.
Да, Гейнор и Клостерхейм нас недооценили. Но мы вряд ли недооценили их. Нам было известно, что Гейнор фон Минкт превратился в красивую и коварную ядовитую змею.
— Если мы уйдем, то вернемся с армией.
— Тут погибла не одна армия, — отозвался Ученый Фи. — Кроме того, я не уверен, что вам удастся вернуться в то место, из которого вы ушли, тем паче — отыскать выход на поверхность. Нет, вы уйдете во мрак за рекой, а там уж как рассудит судьба — или сумеете выжить, или погибнете. За рекой много таких, как вы. Остатки рассеянных армий, целые племена и народы. Думаю, вы не пропадете среди них, с вашей-то сметкой; наверняка обустроитесь и добьетесь процветания.
Гейнор явно не поверил услышанному.
— Племена и народы? — презрительно переспросил он. — Чем они питаются?
Ученый Фи, уже повернувшийся, чтобы отправиться обратно в университет, ответил с легким раздражением в голосе:
— Насколько понимаю, в основном они каннибалы.
Он подождал, пока мы присоединимся к нему, потом посмотрел на нацистов. Те стояли где стояли.
— Ступайте! — Фи повелительно взмахнул рукой.
Гейнор, естественно, и не подумал подчиниться. Ученый Фи прошептал нечто неразборчивое. С дюжину ледяных копей обрушились из тьмы и вонзились в почву под ногами у нацистов. Гейнор переглянулся с Клостерхеймом — и дал команду отступить. Отряд медленно скрылся в темноте.
— Мы вряд ли увидим их снова, — заметил Фи. — Они будут слишком заняты, чтобы нападать на нас — им нужно будет защищать себя.
Я перехватил взгляд Фроменталя. Подобно мне, француз не разделял убежденности нашего хозяина.
— Пожалуй, пора отправляться в Мо-Оурию, — сказал Фроменталь. — Надо известить обо всем мудрецов.
— Верное решение, — одобрил Ученый Фи. — В иных обстоятельствах я бы советовал идти пешком, но сейчас скажу так — возьмите волука. Мы не ведаем, сколь близко сходятся временные потоки, а значит, проявить осторожность не помешает, — чувствовалось, что его забота продиктована не столько тревогой, сколько здравым смыслом.
