— Я плюнул на свой долг перед Империей, потому что искал свободы, — сказал альбинос. — И теперь мой долг — только свобода.
— Нет, — пробормотал капитан. — Так не бывает. Не сейчас. И не для нас. У нас впереди еще много дорог, и пока мы не пройдем их все, вряд ли начнем хотя бы догадываться, что такое свобода. Цена свободы, о которой толкуешь ты, может оказаться тебе не по карману. Сказать по правде, сама жизнь очень часто и есть та самая цена.
— Уходя из Мелнибонэ, я надеялся избавиться от проклятой метафизики, — заявил Элрик. — В моем мире у меня осталось достаточно и земли, и имущества. Ладно, если повезет и я отыщу твои Малиновые Врата, готов согласиться на опасности и мучения, но пусть они будут, по крайней мере, знакомыми.
— Только этот выбор у тебя и был, — капитан повернулся к Блендекеру. — Ну, а ты, Отто Блендекер? Что намерен делать ты?
— Мир Элрика — не мой мир, а эти вопли мне и подавно не нравятся. Что предложишь мне, капитан, если я пойду дальше с тобой?
— Ничего, кроме хорошей смерти, — ответил капитан, и в голосе его, похоже, было искреннее сожаление.
— Смерть караулит каждого из нас с самого рождения. А хорошая смерть лучше, чем плохая. Я пойду с тобой.
— Как хочешь. Может быть, ты поступаешь мудро, — капитан вздохнул. — Тогда я должен попрощаться с тобой, Элрик из Мелнибонэ. Ты хорошо сражался, пока служил мне, прими мою благодарность.
— За кого я сражался? — спросил Элрик.
— Ну, скажем, за человечество. Или за судьбу. Можешь назвать это мечтой или идеалом — как тебе больше нравится.
— Я когда-нибудь получу прямой ответ?
— Только не от меня. По-моему, их вообще не бывает.
— Ну и во что же тогда верить человеку, — проворчал Элрик, поворачиваясь к трапу, — а самое главное — как?
— С верой дела обстоят так же, как и со свободой, Элрик. Есть два вида веры. Первый легок, но не стоит усилий. А второй… второго достичь непросто.
Элрик уже спускался по трапу. Он вдруг почувствовал искреннюю симпатию к слепому капитану и рассмеялся.
— Всю жизнь я полагал, что склонен к двусмысленностям, но ты превзошел меня, капитан.
Он заметил, что штурман оставил штурвал и собирается спускать на воду ряюпку.
— Это для меня? — осведомился Элрик.
Штурман кивнул.
Элрик зашел в каюту. Он решил взять лишь то, с чем вступил на борт. Правда, с тех пор одежда его изрядно истрепалась, а в мыслях поубавилось уверенности.
Он без лишних раздумий собрал вещи, закутался в тяжелый плащ, затянул ремни и застегнул пряжки. Уже через несколько минут он снова был на палубе. Капитан махнул рукой, и Элрик различил сквозь туман береговую линию.
— Видишь землю, Элрик?
— Да.
— Тогда тебе пора.
— Я готов.
Элрик спустился в шлюпку. Она несколько раз качнулась на талях и ударилась о борт корабля. Звук получился, как от большого погребального барабана. Теперь над водой, укрытой туманом, нависла мертвая тишина. Никаких обломков, никаких трупов, лишь тяжело колышущаяся хлябь.
— Удачи, друг! — Блендекер отсалютовал ему на прощание.
— И тебе, мастер Блендекер.
Блоки поскрипывали. Шлюпка коснулась воды, ее тут же сильно качнуло, и Элрик тяжело плюхнулся на банку. Как только он освободил тросы, течение тут же подхватило суденышко и понесло прочь от Черного Корабля. Элрик достал весла и вставил их в уключины.
Уже гребя к берегу, он все еще слышал голос капитана, что-то говорившего ему, но туман съедал слова, и Элрик так и не узнал, предостерегал его капитан или просто напутствовал. Впрочем, это его уже не заботило. Шлюпка легко скользила по воде. Туман начал рассеиваться, но одновременно почему-то становилось темнее.
Внезапно туман исчез, и над головой Элрика раскинулось чистое сумеречное небо. Солнце недавно село, звезды с каждой минутой горели все ярче. Прежде чем он добрался до берега, стемнело. Луна не показывалась. В полной темноте Элрик с трудом причалил к плоским валунам, выбрался на берег и отошел подальше от кромки воды, чтобы его не застиг прилив.
Выбрав на ощупь местечко, он прилег и почти сразу уснул.
Глава 2
Элрик грезил.
Он грезил не просто о конце своего мира, но о конце целого цикла в истории Вселенной. Во сне он был не только Элриком из Мелнибонэ, но и множеством других людей, оказавшихся заложниками каких-то непостижимых обстоятельств. Сумеречное сознание почему-то уверилось, что и Черный Корабль, и Танелорн, и Агак с Гагаком лишь снятся Элрику, на самом деле упавшему в изнеможении где-то на границе Пикарайда. Проснувшись, он поздравил себя с богатым воображением. Но полностью отделаться от ощущения двойной реальности, оставленного сном, ему так и не удалось.
Ему показалось, что за ночь берег переменился. У Элрика даже мелькнула мысль, что его, спящего, захватили в плен, перетащили куда-то в другое место и бросили, решив, что добыча не стоит труда. Однако это объяснение никуда не годилось. Надо осмотреться, тогда он скорее поймет, что произошло.
Наверное, он проспал без малого сутки, потому что на берегу опять наступили сумерки. Элрик огляделся.
Он находился на темной, выглаженной морем известняковой поверхности, покрытой сотнями глубоких трещин. Море с каждым вздохом наполняло их, и вечернюю тишину оживлял только звук бегущей меж камней воды.
Помогая себе мечом в ножнах, Элрик поднялся на ноги. Он прикрыл глаза и попытался вспомнить последовательность событий, приведших его сюда: побег из Пикарайда, смятение и чувство безнадежности, охватившее его тогда, не то вещие, не то бредовые сны… Он все еще был жив — значит, преследователи потеряли его…
Открыв глаза и оглядевшись, он отметил странный синий оттенок неба (вероятно, проделки местного солнца, прятавшегося за облаками), отчего ландшафт выглядел призрачным, а море приобретало тусклый металлический отлив.
Высокая терраса, вздымавшаяся из моря, сияла, как полированный свинец. Элрик потрогал камень. Ему нравился странный цвет здешних скал. Элрик улыбнулся и прислушался к своим ощущениям. Усталости не осталось и в помине, он чувствовал бодрость, как будто прекрасно выспался в собственном замке после хорошего пира. Элрик решил подняться наверх, чтобы сообразить, в каком направлении ему двигаться.
Известняк только на первый взгляд выглядел ненадежно, и подъем оказался нетрудным. Элрик радовался, что быстро набирает высоту, но лишь к полудню сумел достичь вершины и встал на краю скалистого плато. Дальше было только небо. Здесь ничего не росло, кроме коричневатой травы, и похоже, нога человека никогда не ступала на эту дикую землю. Элрик впервые подумал, насколько безжизненные места его окружают. Ни одна птица не оживляла воздушный простор, ни одно насекомое не стрекотало в траве. Надо всем плато висела неестественная тишина.
