— Я буду осторожен.
— Возьми большую золотистую кобылу. Она привычна к пустыне, а об ее выносливости ходят легенды.
— Спасибо. Увидимся утром, если я не вернусь раньше.
— Счастливо, Элрик. Надеюсь, такое лечение поможет тебе, и твое дурное настроение пройдет.
Тревожное выражение не сходило с лица Ракхира, когда он смотрел, как его друг идет в ближайшую конюшню и плащ развевается за ним на ветру, как внезапно опустившийся морской туман.
Потом он услышал стук копыт лошади по камням мостовой. Ракхир поднялся, чтобы посмотреть, как альбинос понукает золотистую кобылу, переводя ее в галоп и направляя к северной стене, за которой простиралась не знающая границ желтизна Вздыхающей пустыни.
Из дома вышел Мунглам с большим яблоком в руке и свитком под мышкой.
— Куда отправился Элрик?
— Он ищет мира в пустыне.
Мунглам нахмурился и задумчиво надкусил яблоко.
— Где он только не искал мира, но я боюсь, что он и в пустыне не найдет его.
Ракхир согласно кивнул.
— Но я предчувствую, он найдет там кое-что другое, потому что Элрик не всегда руководствуется своими желаниями — иногда эти желания возникают в нем под воздействием сил, которые направляются роком.
— Ты думаешь, так случилось и в этот раз?
— Вполне возможно.
Глава вторая
ВОЗВРАЩЕНИЕ ВОЛШЕБНИЦЫ
Ветер гнал по пустыне песок, отчего дюны становились похожи на волны почти окаменевшего моря. То здесь, то там из песка, словно убийственные клыки, торчали скалы — остатки гор, выветренных за многие века. Слышались скорбные вздохи, словно песок помнил те времена, когда он был скалой, камнем в фундаменте дома, костью человека или животного, и теперь тосковал по прежнему своему состоянию и вздыхал, вспоминая о своей смерти.
Элрик натянул капюшон на голову, чтобы защититься от нещадно палящего солнца, висевшего в серо-синем небе.
«Когда-нибудь и я познаю этот покой смерти,— подумал он.— Возможно, тогда и я пожалею о прошлом».
Он пустил золотистую кобылу в неторопливую рысь и отпил глоток воды из одной из своих фляжек.
Его со всех сторон окружала пустыня, казавшаяся бесконечной. Здесь ничего не росло. Здесь не обитало ни одного животного. В небе не было ни одной птицы.
Элрика непонятно почему пробрала дрожь. Им вдруг овладело предчувствие — альбинос увидел себя в будущем, когда он, как и сейчас, будет один, но в мире еще более бесплодном, чем этот, и даже коня не будет у него для компании. Он стряхнул с себя эту мысль, но она так поразила его, что на какое-то время он добился желаемого — прекратил размышлять о своей судьбе и жизни. Ветер стих, и вздохи пустыни стали едва слышны — перешли в шепот.
Элрик, ошеломленный, нащупал рукоять своего оружия — Буревестника, Черного Меча,— потому что с ним связывал свое предчувствие, только не мог объяснить почему. И ему показалось, что в шелесте ветра слышится какая-то ироническая нотка. Или этот звук исходил от самого меча? Он наклонил голову, прислушиваясь, но шум этот стал еще менее различимым, словно поняв, что его пытаются распознать.
Золотистая кобыла стала подниматься по пологому склону дюны. Она споткнулась, когда нога ее увязла в рыхлом песке. Элрик направил ее туда, где песок был потверже.
Добравшись до вершины дюны, он натянул поводья. Дюны простирались далеко в бесконечность, и только кое-где этот пейзаж нарушался торчащими из песка остриями скал. Ему пришло в голову, что он должен гнать кобылу все дальше и дальше, чтобы возвращение в Танелорн стало невозможным, чтобы и кобыла и он погибли от усталости и их поглотил бы песок. Он откинул на спину капюшон и отер пот со лба.
«А почему бы и нет?» — спросил он себя. Жизнь была невыносима. Так почему бы не попробовать смерть?
Но может быть, смерть не примет его? Может быть, он обречен жить? Иногда так ему и казалось.
Потом он подумал о кобыле. Было бы несправедливо приносить ее в жертву возникшему у него желанию. Он неторопливо спешился.
Ветер стал сильнее, и вздохи сделались громче. Песок обтекал обутые в сапоги ноги Элрика. Горячий ветер трепал его широкий белый плащ. Кобыла нервно заржала.
Элрик посмотрел на северо-восток, в направлении Края Мира.
Он тронулся с места и пошел.
Кобыла вопросительно заржала ему вслед, когда он не позвал ее за собой, но он никак не прореагировал на это, и скоро она осталась далеко позади. Он даже не побеспокоился о том, чтобы взять с собою воду. Он откинул капюшон, предоставив солнцу со всей яростью опалять его голову. Шел он ровно, целеустремленно, так, словно за ним двигалась целая армия.
Может быть, он и в самом деле чувствовал за собой армию — армию мертвецов, всех тех друзей и врагов, которых он убил в безуспешных поисках смысла бытия.
Но все же один из его врагов оставался жив. Враг даже еще более коварный, чем Телеб К’аарна: этим врагом была темная часть его души, та сторона его природы, символом которой был разумный меч, висевший у него на боку. Когда он, Элрик, умрет, этот враг умрет вместе с ним. Сила, приводящая в движение зло, исчезнет из этого мира.
Несколько часов шел Элрик из Мелнибонэ по Вздыхающей пустыне, и наконец, как он и надеялся, ощущение собственного «я» начало покидать его. Ему уже стало казаться, что он — одно целое и с этим ветром, и с этим песком, что он соединился с этим миром, который отвергал его и отвергался им.
Наступил вечер, но он не заметил, как зашло солнце. Опустилась ночь, но он продолжал идти, не чувствуя холода. Он уже начал слабеть. Он наслаждался слабостью так же, как раньше наслаждался силой, которую обретал посредством Черного Меча.
Около полуночи, когда на небе светила бледная луна, ноги у Элрика подогнулись, он упал на песок и остался бездви-жен, и вскоре остатки чувств покинули его.
— Принц Элрик?
Голос был низкий, полный жизни, чуть ли не насмешливый. Это был голос женщины, и Элрик узнал его. Он не шелохнулся.
— Элрик из Мелнибонэ.
Он почувствовал прикосновение чьей-то руки. Она пыталась поднять его. Он не хотел, чтобы его тащили, и поднялся сам, не без труда приняв сидячее положение. Он попытался заговорить, но поначалу язык не слушался его — иссохший рот был набит песком. Она стояла перед ним, а за ней занимался рассвет, игравший в длинных черных волосах, обрамлявших ее прекрасное лицо. Она была одета в свободное платье голубого, зеленого и золотистого цветов, на лице сияла улыбка.
Выплюнув песок изо рта, он тряхнул головой и наконец сумел произнести:
— Если я и умер, то призраки и иллюзии продолжают преследовать меня.
— Я такая же иллюзия, как и все остальное в этом мире. Ты не умер.
