Но что-то случилось… что-то не заладилось впереди, и матушка Пфатт уже видит это, Чарион слышит, а Фаллогард Пфатт стремится предотвратить всей своей душой.
И только когда на них опускается рассвет, озаряя небеса розовым, голубым и золотистым цветами и освещая дорогу впереди неярким водянистым светом, Элрик начинает понимать, почему кричит матушка Пфатт, почему Чарион зажимает руками уши, почему лицо Фаллогарда Пфатта превратилось в маску невыносимой муки.
Свет устремляется вперед по огромному пространству дороги, и становятся видны сонные поселения, бредущие тысячи, дымок и мерцание ламп, обычные бытовые подробности дня, но впереди… Впереди то, что видели ясновидящие…
Переброшенный через залив мост шириной в милю, это удивительное создание одержимого бродяжничеством народа, словно перерублен гигантским мечом, расколот одним ударом.
И две его половины медленно поднимаются и опускаются, словно вибрируя после катастрофы. Огромный мост из человеческих костей и шкур животных, опирающийся на все спрессованные мыслимые отходы человеческой деятельности, дрожит, как задетая ветка дерева, качается вверх и вниз. Близ берега кипящие воды беснуются со всей яростью, на какую способны, а наверху над ними в пелене брызг виднеется радуга.
С ужасающей размеренностью деревни цыган одна за другой подползают к краю и падают в пропасть.
Остановка непристойна. Они не могут остановиться. Они могут только умирать.
Начинает кричать и Элрик, погоняя своего коня. Но он знает, что кричит на кажущуюся неизбежность человеческой глупости, на людей, которые могут уничтожить себя ради какого-то принципа и привычки, давно потерявших всякий практический смысл. Они умирают потому, что готовы скорее следовать привычке, чем изменить ее.
Деревни приближаются к обрыву и падают в забвение, а Элрик думает о Мелнибонэ, о том, что и его народ отказался от перемен, и еще он думает о себе.
Они не остановятся.
Они не могут остановиться.
Неразбериха продолжается. Растет испуг. Растет паника в деревнях. Но они не остановятся.
Элрик скачет сквозь туман и кричит, чтобы они повернули. Он оказывается у самой кромки обрыва, и его конь замирает и ржет в ужасе. Народ цыган падает не в океан далеко внизу, а в огромную цветущую массу красного и желтого, чья пасть раскрывается, как экзотические лепестки, и чья горячая сердцевина пульсирует, поглощая деревню за деревней. И Элрик наконец понимает, что видит творение Хаоса!
Он поворачивает черного жеребца прочь от пропасти и скачет назад сквозь эту обреченную толпу, туда, где матушка Пфатт кричит, сидя в своем кресле: «Нет! Нет! Роза? Где Роза?»
Элрик спешивается и трясет Фаллогарда Пфатта за узкие дрожащие плечи.
— Где она? Ты знаешь? Какая из этих деревень Дунтроллин?
Но Фаллогард Пфатт лишь качает головой в ответ, губы его безмолвно двигаются — они только и могут, что повторять имя Розы.
— Она не должна была делать это! — кричит Чарион. — Это нельзя было делать.
Даже Элрик не мог смириться с тем, что происходит, хотя он не особенно ценил человеческую жизнь. Однако теперь он хотел воззвать к Хаосу, чтобы остановить это чудовищное уничтожение. Но Хаос уже был призван сюда, чтобы совершить свое жуткое деяние, и не услышал бы его, Элрика. Он не хотел верить, что Роза могла призвать таких ужасных союзников, он не мог смириться с мыслью, что она позволила истребление тысяч и тысяч живых существ, которые исчезали в пропасти. Их жуткие крики наполняли воздух, а впереди в пелене белых брызг сияла радуга.
Потом, услышав знакомый голос, он повернулся и увидел юного Коропита Пфатта, который бежал к ним, — одежда на нем была разорвана, из царапин на теле сочилась кровь.
— Ах, что же она сделала! — воскликнул Уэлдрейк. — Эта женщина — настоящее чудовище!
Но Коропит, задыхаясь, показывает назад — туда, где в такой же разодранной одежде и такая же окровавленная, как он, с мокрыми от пота волосами, хромая, идет Роза. Быстрый Шип — в ее правой руке, Малый Шип — в левой, на ее изможденном лице бриллиантами сверкают слезы.
Уэлдрейк первым обратился к ней. Он тоже плакал:
— Зачем ты сделала это? Такое убийство не может быть оправдано ничем!
Она посмотрела на него недоуменно-усталым взглядом — его слова не сразу дошли до нее. Потом она повернулась к нему спиной и вложила свое оружие в ножны.
— Ты обо мне дурно думаешь, мой господин. Это деяние Хаоса. И ничем другим и быть не могло. У принца Гейнора есть союзник. Колдовство было очень сильным. Гораздо сильнее, чем я могла представить. Похоже, ему все равно, кого и скольких он убьет в своих отчаянных поисках смерти…
— Так это сделал Гейнор? — Уэлдрейк протянул руку, чтобы она могла опереться о нее, но она отказалась от его помощи. — Где же он сам?
— Там, где я, как он думает, не смогу его найти, — сказала она. — Но я должна его найти. — В голосе этой женщины слышалась усталая решимость, и Элрик увидел, что Коропит Пфатт вовсе не собирается обвинять ее в выпавших на его долю испытаниях — мальчик сунул свою ладошку в руку Розы, пытаясь утешить ее.
— Мы найдем его еще раз, моя госпожа, — сказал мальчик. Он повел ее назад — туда, откуда они пришли.
Однако Фаллогард Пфатт остановил их.
— Дунтроллин погиб?
Роза пожала плечами.
— Нет сомнения.
— А сестры? — пожелал узнать Уэлдрейк. — Гейнор нашел их?
— Он их нашел. Как и мы — благодаря Коропиту и его ясновидению. Но Гейнор… Гейнор как-то умеет влиять на них. Мы вступили в схватку. Он уже призвал Хаос на помощь. Он, несомненно, спланировал все до мельчайших деталей. Он дождался того момента, когда народ приблизится к мосту…
— Так он бежал? Куда? — Элрик уже предвидит ответ, и она подтверждает то, что он подозревал.
Она сделала движение рукой с выставленным большим пальцем в направлении края.
— Вниз, — сказала она.
— Значит, он в конечном счете нашел там смерть. — Уэлдрейк нахмурился. — Вот только в небытие он пожелал отправиться в максимально большой компании.
— Кто может знать, куда он отправился? — Роза повернулась и медленно возвратилась к краю, на котором сейчас зависла деревня; ее обитатели кричали и карабкались прочь от бездны, но никаких настоящих попыток спастись не предпринимали. Потом все это сооружение исчезло, провалившись в огнедышащее проявление Хаоса, которое вобрало в себя, поглотило его. — Я так думаю, что это знает только он.
За ней последовал Элрик, ведя за собой коня. В руке Розы все еще была ладошка Коропита. Элрик услышал, как мальчик сказал:
— Они все еще здесь, моя госпожа. Все они. Я могу их найти, госпожа. Я их чувствую. Идем.
Теперь мальчик вел ее, вел к самой кромке обрушившейся дороги, где они остановились, глядя в бездну.
