Галерея расширилась и превратилась во вход в большой туннель.
И там стоял Коропит Пфатт — в ужасе от возникшей ситуации и в то же время счастливый оттого, что снова видит своих отца и кузину.
— Скорее, па, если мы не поторопимся, Гейнор уничтожит ее. Есть опасность, что он уничтожит их всех!
И он бросился вперед, останавливаясь, чтобы убедиться, что они следуют за ним. Он подрос за это время и, казалось, похудел, превратившись в тощего подростка, такого же нескладного, как его отец. Они бежали по галереям зеленого света, через тихие помещения, через анфилады комнат, расположенные наверху окна которых выходили в огромное пространство пещеры. И во всех этих помещениях не было ничего, повсюду здесь царило запустение. Они мчались по винтовым лестницам и изящно-извилистым коридорам, по городу, который был дворцом, или по дворцу, который был большим городом, где когда-то во всеобщей гармонии обитали кроткие люди.
А потом до них донеслись звуки борьбы — двое сошлись в мистической, безумной, непримиримой схватке. Взрыв оранжевого света, разгоняющего темноту, вихрь неестественных красок, сопровождаемых звуками, похожими на низкое аритмичное сердцебиение…
…И Элрик первым вбегает в зал, который по своему изяществу и утонченной архитектурной изощренности соперничает с огромной пещерой внизу, словно возведенный в подражание ей.
…И на полу светло-голубого мрамора с прожилками тончайшего серебра распростерлось тело молодой женщины в коричневом и зеленом, рыже-золотистая грива волос не оставляет сомнений в том, кто она. Рядом с ее неподвижной правой рукой лежит меч, левая все еще сжимает кинжал.
— Нет! Нет! — кричит в отчаянии Коропит. — Она не может умереть!
Элрик, вложив Буревестник в ножны, опустился рядом с ней на колени и попытался нащупать пульс. Он ощутил слабое, но устойчивое биение на ее холодной шее, и в этот же миг она открыла свои прекрасные карие глаза и нахмурилась, глядя на него.
— Гейнор? — прошептала она.
— Похоже, он бежал, — сказал Элрик. — И наверное, вместе с ним и сестры.
— Нет, я была уверена, что защитила их! — Роза сделала слабое движение руками, попыталась подняться, но у нее это не получилось. За спиной Элрика стоял Коропит Пфатт, бормоча что-то и стеная в бессильной тревоге. Она ободряюще улыбнулась ему. — Я не ранена, — сказала она. — Просто устала… — Она дважды вздохнула. — Гейнору в этом, кажется, помогал Владыка Хаоса. Чтобы противостоять ему, мне пришлось использовать почти все амулеты, что я купила в Ойо. У меня почти ничего не осталось.
— Я и не знал, что ты не только воин, но еще и колдунья, — сказал Элрик, помогая ей сесть.
— Наше волшебство носит естественный характер, — сказала она, — только не все из нас его практикуют. У Хаоса против нас куда как меньше оружия, что послужило мне на пользу, хотя я и надеялась захватить Гейнора в плен и узнать от него кое-что.
— Я думаю, он все еще служит графу Машабаку, — сказал Элрик.
— Это мне известно, — тихо сказала Роза со смыслом, понятным только ей.
Только по прошествии некоторого времени, когда Коропит вернулся с Уэлдрейком и матушкой Пфатт по туннелям, более удобным, чем наружные ступени, Роза смогла рассказать им, что произошло после того, как она попала в эту пещеру («пробравшись сквозь измерения, как вор-форточник»). Она нашла здесь спрятанных сестер, которые и сами вели поиски, закончившиеся неудачей и заведшие их так далеко. Не в первый раз предлагала она им свою помощь, и они были рады принять ее, но Гейнор нашел какой-то проход в ткани мироздания, а его цитадель находилась милях в пятидесяти от этого места, и он вскоре прибыл с небольшой армией, чтобы захватить сестер и их сокровища. Он не ожидал встретить сопротивление, а уж тем более сопротивление в виде волшебства, использованного Розой, природа которого оказалась слишком тонка, чтобы ее мог понять Хаос.
— Мое волшебство подпитывается не Хаосом и не Законом, — сказала она, — а естественным миром. Иногда нашим колдовским чарам требуется до ста лет, чтобы удушить ту или иную тиранию, но зато если уж эта тирания мертва, то воскресить ее ничем невозможно. Наше призвание — отыскивать тирании и уничтожать их. Мы действовали так успешно, что это начало раздражать некоторых Владык Высших Миров, которые властвовали посредством таких людей.
— Вы — дочери Сада, — вставил Уэлдрейк и тут же замолчал, словно извиняясь. — О вас, кажется, рассказывает древняя персидская легенда. Или багдадская? Другое ваше имя — дочери Справедливости. Но ведь вас всех… замучили. Прошу меня простить, госпожа, но так говорит легенда.
Пришел граф Малкольм в этот Сад.
Огонь и сталь в руке блестят.
Дыхание — порока плеть:
Ищу Цветы из Бэннон Бри;
Несу им боль и смерть.
Мне иногда кажется, моя госпожа, что я попал в сети некоего огромного, бесконечного эпоса моего собственного сочинения!
— А ты помнишь окончание этой баллады, господин Уэлдрейк?
— Одно или два… — дипломатично сказал Уэлдрейк.
— Но ведь ты помнишь вполне конкретное, определенное, правда?
— Да, помню, госпожа, — с ужасом сказал Уэлдрейк.
— Да, — сказала Роза. Голос ее звучал устало, но проникновенно:
И все сгорели в Бэннон Бри;
Была жестокой смерть.
Один лишь уцелел цветок,
Чтоб о погибших спеть.
— Я и была тем единственным цветком, — продолжила Роза, — цветком, который не был срезан тем, кого баллада называет графом Малкольмом. Кому предшествовал Гейнор, который лгал нам, рассказывая о своей героической борьбе с силами Тьмы. — Она помолчала, словно сдерживая слезы. — Вот почему мы прозевали вторжение. Мы доверяли Гейнору. Ведь я же сама неоднократно беседовала с ним! Теперь я знаю, что он не слишком утруждал себя разнообразием своих выдуманных историй и всем рассказывал примерно одно и то же. Наша долина за несколько часов превратилась в пустыню. Можете представить, что произошло — ведь мы не были готовы к приходу Хаоса, который мог вторгнуться в наш мир только через посредство смертного. Он провел всех нас, слепых глупцов…
— Прошу тебя, — снова говорит Уэлдрейк, протягивая дружескую руку, чтобы успокоить ее. Но успокоить ее было трудно. — Тот единственный цветок…
— Кроме одной, — сказала она. — Но и та обратилась к самому ужасному колдовству и умерла нечестивой смертью…
— Так, значит, сестры — не родня тебе? — пробормотал Фаллогард Пфатт. — А я-то думал…
— Мы сестры по духу, хотя у меня и у них разное призвание. Но враг у нас один, вот почему я помогала им до сего дня. Потому что у них, помимо всего прочего, есть ключ к решению моей собственной проблемы.
— А куда их увел Гейнор? — пожелала узнать Чарион Пфатт. — Ты говоришь, что его цитадель всего в нескольких десятках миль отсюда?
