Договорить девушка не успела. В открытое окно влетела Гуля и запыхавшимся голосом возвестила:
– Тревога! Кто-то проник на территорию.
* * *
Забыв обо всем, ректор вскочил и бросился к дверям:
– Вейрис, к себе в комнату. Живо!
Нормальный он или как? Я вообще-то маг крови, чистокровная парда, если кто забыл, а он меня в комнату отсылает. Нет, ну ни стыда ни совести у некоторых ректоров!
– Вейрис! – устрашающе громко рявкнул Итон-Бенедикт, и я послушным котенком поспешно встала из-за стола и вышла следом за ним из домика.
– Комнаты не покидать, – предупредил ректор. – Учтите, Ноэми, я приду и спрошу у Блоша.
Я громко фыркнула, демонстрируя негодование, но вслух говорить остереглась. Зато зависшая в воздухе горгулья инстинкт самосохранения включить забыла.
– Ой, а чего это мы о пардочке так печемся? Ой, а это мне показалось или вы вдвоем на кухне плюшками баловались? Ой, а…
– Еще одно слово – и летать тебе станет затруднительно, – предостерегающе сказал Итон-Бенедикт.
– Крылья оторвете? – в притворном ужасе охнула каменная горгулья и посмотрела на меня. – Вот как с таким начальством жить? Я сколько твержу: давайте создадим профсоюз! Давайте покончим с этим террором и безостановочным злоупотреблением полномочиями. Давайте поднимем головы и встанем плечом к плечу в борьбе…
– Гуля, – обманчиво спокойно произнес Итон-Бенедикт, и лично у меня поползли мурашки.
Горгулья хлопнула крыльями и как ни в чем не бывало принялась докладывать:
– Некто попытался проломить защиту в самом дальнем секторе. Ну вы знаете… Где в заборе дыра размерами чуть меньше, чем зад преподавательницы Флоуз…
– Гуля!
– А что – Гуля?! Что Гуля?! – возмутилась горгулья. – Это ведь не Гуля себе такую корму отъела!
– Давай по делу, – велел Итон-Бенедикт.
Дальнейшую часть разговора подслушать уже не вышло: ректор в сопровождении своей каменной помощницы удалились в сторону основного здания Академии, а я уныло побрела к западной при-стройке.
Поднявшись на знакомое крыльцо, я потянула скрипнувшую дверь, переступила невысокий порог и сразу почуяла неладное.
До носа долетели два легко узнаваемых запаха: свежескошенная трава и металл. В комнате на первом этаже, где нас собирали еще в первый день учебы, вели негромкую беседу младший наследник престола и его личный телохранитель.
То, что на мою улицу пожаловали неприятности, легко угадывалось по двум вещам. Во-первых, мужчины поставили магическую защиту от подслушивания, во-вторых – у дверей сидел неприметный маленький мышонок из орды Блоша и отчаянно жестикулировал передними лапками, стараясь привлечь мое внимание.
Что ж, своего он добился.
Опустившись на корточки, я хмуро глянула на мелкого грызуна:
– Ну?
Из памяти еще не стерлись воспоминания о недавней потасовке с мышиным братством и подлом применении убойной смеси валерьянки с мятой, поэтому я была малость неприветлива.
Посланник Блоша приподнялся на задние лапки и путем пантомимы принялся рассказывать, как в пристройку зашли двое мужчин, как они принялись ругаться, а затем один из них звезданул второму кулаком в глаз.
– Погоди-ка, – ахнула я, – хочешь сказать, Маккалич ударил Джерома?
Мышь отрицательно покачала головой, изобразила над головой корону, а потом занесла лапу и ударила невидимого противника.
– Наоборот? Быть такого не может! – воскликнула я, поднимаясь и вопреки предупреждению (буду я еще мышей слушать) открывая дверь в кабинет.
Глазам не верю! А мышонок не шутил! Джером действительно съездил своему телохранителю по роже, иначе почему еще у первого меча королевства под левым глазом назревал свеженький синяк? Вытянув ноги, декан сидел на стуле и мрачно смотрел в сторону принца.
Сам светловолосый задира стоял спиной ко входу и сосредоточенно высматривал что-то за окном. Что-то или кого-то. Услышав звук открывшейся двери, оба повернулись в мою сторону.
– Эм… – глубокомысленно выдала я и попятилась.
Кошкин хвост! Сама не верю в то, что собираюсь подумать, но… надо было все-таки послушать мышонка.
У Джерома было такое выражение лица, что даже кошачья сущность прижала уши, напрочь позабыв о том, что парда тоже является боевой единицей, и на всякий случай схоронилась где-то в глубине.
– Ой, вижу, вы тут разговоры разговариваете. Ну, не буду вам мешать, – скороговоркой выпалила я в надежде поскорее выскочить за дверь.
Но не тут-то было.
– Мими, останься, – не своим голосом произнес Джером, и я не сумела проигнорировать этот тон.
Глянула на злую, уже пострадавшую физиономию Маккалича и перевела взгляд на младшего наслед-ника.
– Он тебе рассказал, – догадалась я.
Светловолосый юноша кивнул, подошел ко мне и встал очень близко, приблизительно на расстоянии вытянутого хвоста того мышонка, которого я встретила в коридоре. И ровно столько же отделяло меня от малодушного побега наверх, в свою комнату.
– Та Ноэми, которую я знал, не стала бы врать и лицемерить.
То ли сказалась нервотрепка последних дней, то ли, прежде чем позорно слинять в глубины души, кошачья сущность щелкнула тумблером «вырубить к каннису эти эмоции», но стыдно мне почему-то не стало. Я осталась стоять как стояла, глядя в голубые глаза приятеля детства, и молчать.
Видимо, не такой реакции от меня ожидали.
– Ничего не скажешь в свое оправдание? – с еще большим раздражением спросил младший наследник.
А я что? Оправдываются виноватые, а я себя таковой не ощущаю. Наоборот, чувствую спокойствие и отрешенность. Даже как-то подозрительно.
– Ноэми! – зло рявкнул Джером. – Скажи хоть что-то!
Ну, раз он так настаивает…
– Я списывала на контрольной по истории…
– Ноэми! – вновь рявкнул Джером и приблизился. – Мне казалось, ты была не против… Нет, мне не казалось. – Парень усмехнулся и покачал головой. – Я уверен, тебе понравилось целоваться со мной. Ваш сговор – это…
Он запнулся, быстрым движением протер лицо ладонями, словно пытаясь привести себя в порядок, и зло рассмеялся.
– Джером, – попытался вставить в разговор свои пять копеек Маккалич, но его грубо поставили на место.
– Молчи, – приказал Джером, и клятва заставила телохранителя захлопнуть рот и проглотить все те слова, которые он намеревался выдать.
Младший наследник наклонился к моему лицу, почти задевая губами кончик носа.
– Ты хоть знаешь, как тяжело сделать первый шаг?
Покусанный каннис, ну чего он хочет? Чтобы я била себя кулаком в грудь и толкала торжественные речи? Защищалась, плакала, просила простить?
