Конная лава начинает разгон. Им атаковать на возвышение. Тут – подъём. Покатый, но – подъём. Небольшой, но плюс – наш. Нашей позиции.
Какие длинные у них копья! Метра по три – три с половиной!
Кричит командир стрелков. Щёлкают арбалеты. Сотня стрел бьёт в конницу. Лишь несколько всадников падают, с десяток коней летят кубарем. Арбалетчики проявляют чудо – успевают выстрелить ещё раз, но не все и не залпом, по готовности.
Бросаю шар СШГ, закачав в него столько силы, сколько смог, чтобы он не лопнул у меня перед лицом. Вспышка и взрыв – вижу, как дёргаются всадники, как дёргаются их кони, как взлетают вверх их копья.
Мгновенье – столкновение. Стискиваю копьё, направляя его в противника. Я – третий. Слева – Корк. Передо мной – Молот, Пятый – на колене, полностью за щитом – первый в строю.
Вижу, как наконечник Пятого проваливается в грудь коня, как наши с Молотом копья бьют в щит всадника, пробивают его. Копьё вырывает из рук, чуть не вырывая руки из суставов. Тела коня и всадника, со всей набранной скоростью и массой, впечатываются в нас, как автомобиль при ДТП, снося с ног.
Я на земле. Носом в этой смеси сухой, как черепица, глины и мелкого камня. Упираюсь руками, пытаясь встать. Что-то у меня на спине придавливает меня. Извиваюсь, груз сползает, но ноги придавлены. Шлем – на глазах, ничего не вижу, в глазах – пыль и песок. Рот и нос – тоже забиты. Наконец, встаю на четвереньки, на колени, поворачиваюсь, чтобы спихнуть то, что там мне придавило ноги.
Удар по голове, вспышка, грохот колокола прямо в голове, боль, тьма.
Глава 7
Очнулся. Опять – те же упражнения по попыткам изменить положение лежачего мордой в пыль человека. В этот раз получилось. Никто не помешал спихнуть тяжесть со спины. Встал на колени. Ноги придавлены. Надо их освобождать. Но сначала снял шлем, прочихался и прокашлялся, проморгался. Ощупал себя – цел. Всё же я – везунчик! Смятый шлем и разбитая голова и – всё! Сам себе накладываю Печать Лечения – у меня четверть Силы ещё есть.
Только потом спихнул тела Молота и мужика в кольчуге с себя. Засовываю пальцы за ворот доспехов Молота. Бьётся жила. Живой!
Высвобождаю ноги, отодвигаю Молота, тяну его. Ему копьё вошло прямо под наплечник. Больше вроде нет ничего. Выдёргиваю наконечник копья с обломком древка из тела Молота, кровь хлещет. Пальцами стягиваю края раны. Магию. Ещё раз. Вот. А с ямой и шрамом – потом разберёмся. Молот не очнулся, хоть и бил ему по шлему.
Под тушей коня нахожу Пятого. Живой. Придавленный, но живой. Похоже – рёбра. А может, и – позвоночник.
А, оказывается, сдвинуть мёртвую лошадь ни фига не просто! Особенно, если руки ватные после удара по голове. Проще выдернуть самого Пятого. А если позвоночник? Нельзя тащить. Лечу магией его рёбра, оставляю так. Или Молот очнётся, или сам Пятый. Одному мне этого коня не сдвинуть. Или Корка найду. Так, он был слева. Или справа?
Меня мутит. Оказывается, Печать Лечения не лечит от ушиба головного мозга.
В самом деле, ушибленный! А Архимед? Рычаг нужен! Копьё! Ищу несломанное копьё. Заодно оглядываюсь. По эту сторону холма – только тела людей и крылатые падальщики. Это сколько времени прошло? Пока только две птицы. Значит, не очень долго я валялся в отрубе. Нашёл копьё, сдвинул коня. Ещё магию наложил на Пятого. Я не рентген. Не вижу, что там у него внутри. Наружних повреждений – нет.
Следующей моей находкой были останки нашего цепного пса. Киса. Порублена и пробита копьями. Вокруг задранные кони и люди. Задранные и порубленные.
И рядом же – Корк. Шлем разбит, доспех в дырках, наплечники сбиты. Весь изранен, но жив, зверь! Хрипло дышит. Очнулся недавно, но встать не может. Хрипит, пришпиленный копьём к земле.
Начинаю сдирать с него измочаленные доспехи. Мать моя, женщина! Как ты жив-то? Щупаю свой пояс – пришла пора неприкосновенных запасов, что берёг для себя, любимого. Личину его, медвежью, снять не могу – били, как кузнечным молотом, расклинили. Так же, методом лома, но кинжалом – ломаю крепёж. Лицо – отбивная. Лица нет. Приставляю к разбитым, в котлеты, губам флакон с эликсиром Жизни. Глотает.
Левый его глаз заплыл совсем, правый – щёлочка. Вижу, изменился взгляд – узнал. Начинаю работать. Блокирую боль, без мультиков обойдётся. Промываю раны креплёным перегонным вином, свожу края, заливаю Мёртвой водой, Печать, эликсир Жизни.
Появляется рука, начинает помогать. Пятый. Правой рукой прижимает свой бок, левой – помогает. На четвереньках приползает Молот и падает лицом в землю. Дал обоим по глотку элексира Жизни. Остался глоток. Затыкаю пробку – ещё не вечер.
– А Киса? – сипит Пятый.
– Киса – тю-тю, – мотаю головой, – нет больше Кисы. То, что сами живы – уже чудо! Посмотри вокруг – одни мёртвые.
– Может, не все?
Пожимаю плечами, скривился от боли. В четыре руки – две моих и по одной парней – вырвали копьё, которым наш здоровяк был прибит к земле. Сначала вырвали копьё из земли, вместе с раненым, потом срубили копьё, протолкнули обрубок древка полностью в рану, выдернули с той стороны. Обратно и зазубрины не дадут, да и зачем ему грязь в ране? Заштопали Корка. Снимаю блокировку. Его выгибает дугой и начинает бить, как в припадке. Быстро навожу блокировку обратно. Вся боль рухнула на него. Ему и Печать Лечения – как клеймо раскалённого металла. Лечит, но и боль причиняет адскую. Подумал, снял паралич с блокировки. Оставил только отсечение боли. Корк повернулся на бок, стал откашливать кровь.
– Так, парни, – говорю я, – давайте уже собирать манатки свои. Загостились мы на этом празднике жизни. Собираем своё, валим. Вообще – отсюда. Нах их! С их войной!
– Не будем живых искать? – спрашивает Пятый.
Смотрю на него. Надо же, как заново родился. Разговорился. То слова за день не вытянешь, всё так же – жестами общается, будто и не умеет. А тут молвит человеческим голосом. Птичка-говорун.
– Ищем своё. Если находим живых – помогаем.
Своё я нашёл. Скинутый мною плащ, подбитый серым мехом. Рядом моё оружие – булава, топор. Бросаю шлем на плащ. Воткнул копьё в землю с накидкой чёрно-белой. Как флаг. Как обозначение места сбора. И занялся сбором трофеев.
Тут вповалку – кони, люди. Чёрно-белых щупал – живы-нет, но не обыскивал. Обычные наёмники. Собранные не на первый день войны. Читай – голодранцы. А вот кольчужные всадники – рыцари. У них в поясах золото попадалось. Перстни с камешками самоцветными – на пальцах, да цепи антикварные – на шеях. Им это уже ни к чему, а я больше за золото воевать не хочу. Мне оно, золото, нужнее, чем мёртвым.
Мародер позорный! Да! Мародёр! Но мясником быть достало!
Натыкаюсь на рыцаря, с ногой, вывернутой в колене под неестественным углом – не в ту сторону, с пробитым копьём боком и разбитой сильным ударом топора личиной шлема. Почему обратил внимание? Меч. Выдернул я у него из ножен меч. Позарился – больно знатный меч, не хуже того, что я тогда с лича снял. Сделал пару шагов дальше, замер. Меч – неправильный. Длина клинка – за метр, ширина у основания – сантиметров пять, двойной дол, обоюдоострый, прямой, типичный полуторник, но слишком лёгкий. Слишком. И цвет. С зеленовато-синим отливом. Согнул – упруго гнётся, но упрямо выпрямляется, махнул пару раз – пришёл в восторг. Вот это – клинок!
