Глава 29
Полковник никогда не менял привычек. Как
добрый солдат, он каждое утро вставал точно в половине шестого, делал пятьдесят
взмахов руками и приседаний, потом быстро принимал холодный душ и в шесть
выходил к завтраку, который должен, черт возьми, состоять из крепкого кофе и
кучи свежих газет, но здесь... Здесь он съедал тост с джемом, разумеется, без
масла, и сердечно приветствовал каждого из коллег, появляющихся в столовой. Все
они были заспанные и норовили поскорее вернуться с чашкой к себе в комнату,
чтобы, попивая кофе, без посторонних посмотреть новости по телевизору. Было
тяжелым испытанием начинать день с того, чтобы через силу приветствовать
полковника и отвечать на поток его речей. Чем дольше находились они в изоляции,
тем более энергичным становился полковник еще до рассвета. Некоторые присяжные
специально не выходили раньше восьми — было известно, что в это время он
ретировался в свою комнату.
В среду утром, в четверть седьмого, Николас,
наливая себе чашку кофе, поздоровался с полковником и коротко обсудил с ним
погоду, потом вышел из столовой и тихонько прошмыгнул по пустому, все еще довольно
темному коридору. Из нескольких комнат уже доносились звуки работающих
телевизоров. Кто-то разговаривал по телефону. Николас отпер свою дверь, быстро
поставил кофе на туалетный столик, достал из ящика стопку газет и вышел из
комнаты.
С помощью ключа, который он стянул со щитка
над стойкой администратора, Николас вошел в комнату номер 50, принадлежавшую
полковнику. В воздухе стоял тяжелый дух дешевого лосьона после бритья. У стены
аккуратным рядком выстроилась обувь полковника. Одежда была тщательно развешана
в шкафу — без единой складочки. Николас опустился на колени, приподнял край
постельного покрывала и положил под кровать принесенные им газеты и журналы,
среди которых был и экземпляр вчерашнего “Магната”.
Тихо выйдя из комнаты, он вернулся к себе и
через час позвонил Марли. Имея в виду, что Фитч прослушивает все ее разговоры,
он сказал лишь:
— Дорогая, здравствуй. На что она ответила:
— Вы не туда попали.
И оба повесили трубки. Выждав пять минут, он
набрал номер сотового телефона, который Марли прятала в платяном шкафу. Они
подозревали, что Фитч не только подключился к ее телефону, но и снабдил
квартиру “жучками” — “оборудование по полной программе”, как он любил
выражаться.
Через полчаса Марли вышла из дома и, найдя
автомат в переулке, позвонила Фитчу. Подождав немного, пока ее соединят, она
услышала:
— Доброе утро, Марли.
— Привет, Фитч. Послушайте, я бы хотела
поговорить по телефону, но знаю, что вы все записываете.
— Вовсе нет, клянусь.
— Да ладно вам. На углу Четырнадцатой и
Набережного бульвара, в пяти минутах ходьбы от вашего офиса, есть кафе. Справа
от входа в него висят три автомата. Подойдите к среднему. Я позвоню туда через
семь минут. Поторопитесь, Фитч. — Она повесила трубку.
— Сукина дочь! — прорычал Фитч и, отшвырнув
аппарат, метнулся к двери. В коридоре он гаркнул: — Хосе! — И, выбежав из дома
с черного хода, оба прыгнули в машину.
Как и ожидалось, когда Фитч подбегал к
телефону, он уже звонил.
— Привет, Фитч. Послушайте, Херрера, номер
седьмой, начинает действовать Николасу на нервы. Думаю, сегодня мы с ним
распрощаемся.
— Что?!
— То, что вы слышали.
— Марли, не делайте этого!
— Но этот парень действительно его достал. Да
и всех от него уже тошнит.
— Но он на нашей стороне!
— Ах, Фитч, все они будут на нашей стороне,
когда придет время. Так или иначе, будьте на месте ровно в девять, увидите
волнующее представление.
— Нет, послушайте. Херрера жизненно важен
для... — Фитч оборвал себя на полуслове, услышав щелчок и гудки на другом конце
провода. Он в ярости стал дергать трубку, словно хотел оторвать ее от аппарата
и выбросить на улицу. Потом отпустил и внезапно успокоился. Не ругаясь, не
стеная, очень тихо и медленно он вернулся к машине и велел Хосе ехать обратно в
офис.
Что бы Марли ни замышляла, предотвратить это
он не мог.
* * *
Судья Харкин жил в районе порта, в пятнадцати
минутах езды от суда. По очевидным причинам номер его телефона не значился в
телефонном справочнике. Кому приятно, чтобы осужденные преступники звонили вам
из тюрьмы днем и ночью?
Когда в кухне зазвонил телефон, судья Харкин,
целуя жену, принимал из ее рук последнюю на дорогу чашку кофе. Трубку сняла
миссис Харкин.
— Это тебя, дорогой, — сказала она, передавая
трубку Его чести, который, поставив кофе и кейс, взглянул на часы. — Алло, —
сказал он.
— Судья, простите, что беспокою вас дома, —
произнес нервный голос почти шепотом. — Это Николас Истер. Если вы скажете,
чтобы я повесил трубку, я так и сделаю.
— Не надо. Что случилось?
— Мы еще в мотеле, готовимся к отъезду, и, ну,
словом, я думаю, что должен поговорить с вами еще до начала заседания.
— А что стряслось, Николас?
— Мне очень неприятно, что пришлось вам
звонить, но я боюсь, что кое-кто из присяжных с подозрением относится к нашим
разговорам в вашем кабинете и моим запискам.
— Может, вы и правы.
— Поэтому я и подумал, что лучше мне позвонить
вам домой, чтобы они не узнали об этом.
— Ну давайте попробуем. Если я решу, что
разговор следует прекратить, мы так и сделаем. — Судье было очень любопытно,
как находящемуся в изоляции присяжному удалось раздобыть номер его домашнего
телефона, но он решил пока что об этом не спрашивать.
— Это касается Херреры. Думаю, он читает
кое-что из того, что не значится в вашем списке разрешенных изданий.
— Например?
— Например, журнал “Магнат”. Я вошел сегодня
рано утром в столовую, он сидел там один и, увидев меня, попытался спрятать
его. Это что, какой-то деловой журнал?
— Да. — Харкин читал вчерашнюю колонку
Баркера. Если Истер говорит правду — а почему, собственно, ему не верить? — то
Херрера сегодня же будет отправлен домой. Чтение любого несанкционированного
издания является основанием для отставки присяжного, а может, и для обвинения в
неуважении к суду. Чтение же статьи Баркера во вчерашнем “Магнате” может стать
причиной объявления суда несостоявшимся. — Вы думаете, что он с кем-то обсуждал
ее?
