Однако те, кто принял ее за эдакую милую
киску, быстро разочаровались. Резким голосом свидетельница подробно сообщила
требуемую информацию о своем образовании, послужном списке и области научных
интересов. Она оказалась психологом-бихевиористом, имела свой институт в
Такоме, являлась автором четырех книг, опубликовала более трех дюжин статей, и
Уэнделу Рору не оставалось ничего иного, как признать доктора Маккуейд
квалифицированным экспертом.
Она сразу же взяла быка за рога. Реклама —
неотъемлемая часть нашей культуры. Предназначенная для одной группы или одного
круга людей, она, естественно, не может быть сокрыта от слуха и зрения
остальных, тех, для кого она специально не предназначена. Это неизбежно. Дети
знакомятся с рекламой табачных изделий, поскольку читают газеты и журналы,
видят рекламные щиты, неоновые надписи и картинки в витринах магазинов, но это
вовсе не означает, что реклама направлена именно на них. Дети точно так же
видят по телевизору ролики, в которых их любимые спортивные герои рекламируют,
например, пиво. Разве из этого можно сделать вывод, что фирмы, производящие пиво,
намеренно пытаются “заарканить” молодежь? Разумеется, нет. Они просто стремятся
увеличить торговлю своим товаром. Дети лишь “попадаются на пути”, и с этим
ничего нельзя поделать, разве что вообще запретить всякую рекламу любых
товаров, могущих оказаться вредными: сигарет, пива, вина, крепких напитков. А
как быть с кофе, чаем и маслом? Можно ли считать, что реклама кредитных
карточек способствует тому, чтобы люди больше тратили и меньше делали
сбережений? Доктор Маккуейд настойчиво повторяла, что в обществе, где свобода
слова является важнейшим правом каждого, к ограничениям на рекламу следует
относиться очень осторожно.
Реклама сигарет ничем не отличается от любой
другой. Ее цель — вызвать у человека желание купить и использовать продукцию.
Хорошая реклама стимулирует естественное желание немедленно купить то, что
рекламируется. Неэффективная реклама такого желания не вызывает и обычно вскоре
снимается. Доктор Маккуейд привела в качестве примера “Макдоналдс”, компанию,
которую она изучала специально. У нее под рукой доклад, который очень кстати
иллюстрирует именно тот казус, который представлен сейчас присяжным. Трехлетний
ребенок уже мурлычет, насвистывает или напевает все, что звучит в
соответствующий период времени в рекламе “Макдоналдса”. Первый поход в
“Макдоналдс” становится для него событием огромной важности. Это не
случайность. Корпорация тратит миллиарды долларов, чтобы завладеть вниманием
ребенка раньше, чем это сделают ее конкуренты. Нынешние американские дети
потребляют больше жиров и холестерина, чем предыдущее поколение. Они едят
больше чизбургеров, жареной картошки и пиццы, а также пьют больше содовой и
сладких фруктовых напитков. Разве мы предъявляем иски “Макдоналдсу” и
“Пицце-хат” в связи с коварно изощренной рекламой, направленной конкретно на
детей? Преследуем ли мы их по закону за то, что наши дети стали толще?
Нет. Мы, как потребители, располагая всей
полнотой информации, сами делаем выбор: как нам кормить своих детей. Никто не
станет спорить, что мы выбираем лучшее.
Точно так же мы, как потребители, делаем свой
собственный выбор относительно курения. Нас атакуют со всех сторон тысячами
всевозможных реклам, и мы откликаемся на те, которые затрагивают наши
потребности и желания.
Примерно каждые двадцать минут она меняла
положение ног, кладя то правую на левую, то левую на правую, что не оставалось
не замеченным ни обеими командами юристов, ни мужчинами в ложе жюри, ни даже
женщинами.
На доктора Маккуейд было приятно смотреть, и
ей легко было верить. Речь ее была разумной, и с большинством присяжных у нее
установился контакт.
Pop вежливо фехтовал с ней около часа, но не
смог нанести ни одного серьезного укола.
Глава 30
По словам Нейпаера и Ничмена, мистер Кристано
из министерства юстиции требовал полного отчета о том, что произошло прошлым
вечером во время последней встречи Хоппи с Милли.
— Полного? — переспросил Хоппи.
Все трое сидели за хлипким столиком в
прокуренной забегаловке. Потягивая из бумажных стаканчиков кофе, они ждали,
когда им принесут сандвичи с жирными жареными цыплятами.
— Личное можете опустить, — сказал Нейпаер,
сомневаясь в том, что у Хоппи найдется много личных секретов.
Если бы они только знали, думал Хоппи, все еще
гордясь собой.
— Ну, я показал Милли записку о Робилио, —
начал он, все еще не зная, насколько правдиво ему следует отвечать.
— Ну и?..
— Ну и она ее прочла.
— Разумеется, прочла. А что она сделала потом?
— с досадой спросил Нейпаер.
— Как она прореагировала? — подхватил Ничмен.
Конечно, Хоппи мог соврать, сказать, что Милли потрясло прочитанное, что она
поверила каждому слову и загорелась желанием показать записку своим друзьям в
жюри. Именно это они хотели от него услышать. Но Хоппи не был уверен, что это
правильно. Враньем можно лишь все испортить еще больше.
— Она не очень хорошо прореагировала, —
ответил он, а потом рассказал всю правду.
Когда принесли сандвичи, Ничмен отлучился
позвонить мистеру Кристано. Хоппи и Нейпаер ели, не глядя друг на друга. Хоппи
чувствовал себя последним неудачником. Без сомнения, он еще на шаг приблизился
к тюрьме.
— Когда вы увидитесь с ней снова? — спросил
Нейпаер.
— Не знаю точно. Судья еще не сказал. Суд
может вообще закончиться к выходным.
Вернувшийся Ничмен сел на свое место.
— Мистер Кристано едет сюда, — мрачно
оповестил он, и у Хоппи похолодело в животе. — Он будет здесь сегодня поздно
вечером и хочет первым делом встретиться с вами завтра утром.
— Конечно.
— Он не очень доволен поворотом событий.
— Я тоже.
* * *
Pop провел обеденный час, запершись в своем
кабинете с Кливом. Они делали грязную работу, которую нельзя было доверить
никому другому. Большинство адвокатов использовали “разведчиков” вроде Клива,
чтобы покупать информацию за наличные, охотиться за выгодными делами и
проворачивать другие темные аферы. Этому, разумеется, не учили в юридических
институтах, но никто из адвокатов никогда не брезговал подобными методами.
Адвокаты, выступающие в судах, имели собственных “разведчиков”.
