Он вдруг рассердился — рассердился на самого
себя за все это дурацкое бормотание, стиснул зубы, вытянул губы трубочкой,
нахмурил брови и очертя голову бросился вперед. Он рассказал о Тодде Рингволде
и группе “KLX”, о плане развития зоны залива и Джимми Хале Моуке. Но все это
было лишь началом. Он занимался своим делом, не искал забот на свою голову,
посредничал при купле-продаже маленьких домиков, стараясь просто помочь
молодоженам приобрести симпатичное скромное для начала жилье. И тут явился этот
парень из Вегаса, в прекрасном костюме, с толстой папкой архитектурных
проектов. Когда он развернул их на столе у Хоппи в кабинете, они показались ему
обещанием золотых приисков.
О, как он мог оказаться таким глупцом! Хоппи
не выдержал и стал всхлипывать.
Когда он дошел до того места, где к ним в дом
явились два агента ФБР, не выдержала уже Милли:
— К нам в дом?!
— Да, да!
— О Господи! Где были дети?
Хоппи рассказал ей все как есть: как он ловко
увел агентов Ничмена и Нейпаера из дома к себе в контору, где они предъявили
ему... пленку!
Это было ужасно. Он с трудом продолжал свой
рассказ.
Милли тоже начала плакать, и Хоппи стало
легче. Может, она не так уж сильно будет ругать его? Но и это еще не все.
Он перешел к той части, где в город приезжает
мистер Кристано и они встречаются с ним на яхте. Множество людей, хороших
людей, в Вашингтоне обеспокоены исходом нынешнего процесса. Республиканцы и все
такое прочее. Там что-то связано с преступностью. Словом, они заключили сделку.
Милли вытерла щеки тыльной стороной ладони,
внезапно перестала плакать и словно оцепенела.
— Но я не уверена, что хочу голосовать за
табачную компанию, — сказала она наконец.
Хоппи тоже быстро перестал плакать.
— Ну что ж, прекрасно, Милли. Отправь меня в
тюрьму на пять лет только потому, что не можешь проголосовать против своей
совести. Проснись же ты!
— Это несправедливо, — сказала она,
рассматривая себя в зеркале, висевшем на стене возле платяного шкафа. Она
выглядела ошеломленной.
— Конечно, несправедливо. Так же несправедливо
будет, когда банк лишит нас права выкупа дома потому, что я нахожусь в
заключении. А дети, Милли! Ты подумала о детях? У нас двое учатся в колледже и
трое — в школе. Конечно, и унижения с них будет достаточно, но кто оплатит их
образование?
У Хоппи, конечно, было преимущество, он
потратил часы на то, чтобы отрепетировать свою речь. Бедная же Милли
чувствовала себя так, словно ее только что сбил автобус. Она не могла быстро
сообразить, что сказать. При других обстоятельствах Хоппи пожалел бы ее.
— Я просто не могу во все это поверить, —
произнесла она наконец.
— Прости, Милли. Мне так жаль. Я сделал
ужасную вещь, и это несправедливо по отношению к тебе. — Он медленно склонился,
упершись локтями в колени, и голова его безнадежно поникла.
— Это несправедливо по отношению к людям,
связанным с этим процессом.
Люди, связанные с этим процессом, волновали
Хоппи меньше всего, но он прикусил язык.
— Знаю, дорогая. Знаю. Я кругом виноват.
Она нащупала его руку и сжала ее. Хоппи решил
нанести последний удар.
— Я не сказал тебе, Милли, но когда эти люди
из ФБР появились у нас в доме, я подумал о том, чтобы раздобыть пистолет и
покончить со всем одним разом.
— Убить их?
— Нет, себя. Вышибить себе свои дурацкие
мозги.
— О Хоппи!
— Я серьезно. Эта мысль часто приходит мне в
голову в последнюю неделю. Я скорее спущу курок, чем опозорю свою семью.
— Не будь дураком, — сказала она и снова
заплакала.
Поначалу у Фитча была мысль подделать
телеграфное подтверждение, но, дважды поговорив со своими фальсификаторами в
Вашингтоне и получив от них два факса, он усомнился, что это безопасно. Похоже,
она знала абсолютно все, что касается банковских операций, и он понятия не имел,
какие у нее связи в банке на Нидерландских Антилах. С ее осторожностью она,
вполне вероятно, имеет там своего человека, который ждет перевода. Зачем так
рисковать?
Сделав целую серию звонков, он нашел в округе
Колумбия бывшего чиновника министерства финансов, у которого теперь была своя
консультация. Этот человек знал все о быстром перемещении денег. Фитч сообщил
ему минимум необходимых сведений, нанял его по факсу для выполнения
определенной работы и послал инструкцию Марли Она определенно знает, что делает,
ответил специалист и заверил Фитча, что деньги останутся в сохранности, по
крайней мере на первом этапе. Новый счет будет принадлежать Фитчу, она к нему
доступа не получит. Поскольку Марли требовала предъявить ей подтверждение о
поступлении денег, он предупредил Фитча ни под каким видом не показывать ей
номера ни того счета, с которого деньги будут сняты, ни счета в карибском
“Хэнва-банке”.
Когда Фитч заключил сделку с Марли, на балансе
Фонда находилось шесть с половиной миллионов. В течение пятницы он обзвонил
всех исполнительных директоров Большой четверки и велел каждому из них
немедленно перевести туда еще по два миллиона. На вопросы сейчас отвечать
некогда, он все объяснит потом.
В пять пятнадцать в пятницу деньги были сняты
с безымянного счета Фонда в нью-йоркском банке и через несколько секунд
поступили на счет в “Хэнва-банке”, где их уже ожидали. Новый счет, у которого
имелся лишь номер, был открыт до востребования, и подтверждение о получении
денег немедленно пошло по факсу в банк, откуда они поступили.
Марли позвонила в половине седьмого. Фитча не
удивило то, что она уже знала о переводе. Она велела Фитчу замазать белилами
номер счета в полученном подтверждении, что он и сам собирался сделать, и
переслать документ на факс администратора “Сиесты” ровно в семь ноль пять.
— Немного рискованно, не думаете? — спросил
Фитч.
— Делайте то, что вам говорят, Фитч. Николас
будет стоять у факса точно в это время.
В семь пятнадцать Марли перезвонила, сообщила,
что Николас получил подтверждение, что, похоже, оно подлинное, и велела Фитчу
быть у нее в офисе в десять утра. Фитч с радостью согласился.
Хотя никаких денег никому пока фактически
передано не было, Фитч находился в приподнятом настроении. Он вызвал Хосе и
отправился с ним на прогулку, что делал крайне редко. Воздух стал свежим и
бодрящим. Прохожих почти не было.
