Три часа! В субботу! О, почему он сам не
сделал в свое время всего лишь несколько звонков! Ведь у него была целая
неделя. Голова у Хоппи опускалась все ниже и ниже, пока не уткнулась в колени.
Милли вытерла щеки полотенцем. С минуту в комнате царила полная тишина.
— А как же насчет пленки? — спросил Хоппи.
— Запись вашего разговора с Моуком?
— Да. Эта самая.
— Она меня не беспокоит, — убежденно сказал
Николас, словно теперь он был адвокатом Хоппи. — Когда дело доходит до закона,
с пленкой слишком много хлопот.
Ну да, рассказывайте, подумал Хоппи, но ничего
не сказал.
— Она добыта обманным путем. Это чистая
подставка. Да и находится она в руках людей, которые сами нарушили закон.
Запись не была санкционирована официальными лицами. Не было ни разрешения
прокурора, ни постановления суда, разрешающего прослушивать ваш кабинет.
Забудьте о ней.
Какие чудесные слова! Хоппи поднял плечи,
вздохнул с облегчением и спросил:
— Вы серьезно?
— Да, Хоппи. Эту пленку никто никогда больше
не услышит. Милли склонилась над мужем, и они, ничуть не смущаясь присутствия
Николаса, горячо обнялись. Теперь она плакала от счастья. Хоппи вскочил на ноги
и запрыгал по комнате.
— Итак, каков план действий? — спросил он,
похрустывая суставами пальцев, готовый к бою.
— Нам нужно быть осторожными.
— Укажите мне лишь нужное направление.
Сволочи!
— Хоппи!
— Прости, дорогая. Я готов надавать им пинков
под зад.
— Боже, что за язык!
Воскресенье началось с праздничного пирога.
Лорин Дьюк в разговоре с миссис Глэдис Кард упомянула, что приближается ее
тридцать шестой день рождения. Миссис Кард позвонила “на волю”, своей сестре, и
в воскресенье утром та доставила в мотель огромный карамельно-шоколадный торт.
Трехслойный, с тридцатью шестью свечками. Присяжные собрались в столовой в
девять и съели этот торт на завтрак, после чего большинство поспешили на
долгожданную воскресную службу. Некоторые из них годами не посещали церковь, но
теперь отправились туда, ведомые Святым Духом.
За Пуделихой заехал один из ее сыновей, Джерри
остался свободным. Он двинулся в направлении некой безымянной церкви, но как
только убедился, что никто за ним не следит, тут же сменил направление и
очутился в казино. Николас с Марли действительно присутствовали на службе.
Миссис Глэдис Кард обставила свое возвращение в родную баптистскую церковь
весьма торжественно. Милли заехала домой с похвальным намерением переодеться
для посещения храма, но при встрече с детьми на нее нахлынули чувства и она
решила: раз никто не видит, лучше она проведет эти часы на кухне — будет
готовить еду, сделает уборку и покудахчет над своим выводком. Филип Сейвелл
остался в мотеле.
Хоппи прибыл в свой офис в десять часов. В
воскресенье утром, в восемь, он позвонил Нейпаеру, сообщил, что ему необходимо
поговорить с ним о кое-каких перипетиях процесса, и заверил, что добился
большого прогресса в переговорах с женой, которая теперь усиленно обрабатывает
других присяжных. Он хотел встретиться с Ничменом и Нейпаером в своем офисе,
чтобы представить им полный отчет и получить дальнейшие инструкции.
Нейпаер говорил с ним из двухкомнатной
квартиры, которую они с Ничменом использовали как “крышу”. Временно здесь были
установлены два телефона — один в качестве якобы номера в офисе, другой — как
бы номер в их резиденции на время проведения ответственейшего расследования
дела о коррупции на побережье залива. Поговорив с Хоппи, Нейпаер позвонил
Кристано, чтобы получить инструкции. Кристано жил в отеле “Холидей” на самом
берегу. Он, в свою очередь, позвонил Фитчу, которого новость привела в восторг.
Наконец-то удалось сдвинуть Милли с мертвой точки и заставить двигаться в
нужном направлении. Интересно, окупятся ли его затраты, подумал Фитч, и дал
зеленый свет встрече в офисе Хоппи.
В одиннадцать часов Нейпаер и Ничмен, в
обычных строгих костюмах, с зонтиками, прибыли в контору Хоппи и застали его в
прекрасном расположении духа Он варил кофе. Усевшись за стол, они стали ждать,
когда он завершит этот процесс. Милли борется за его спасение, как тигрица,
сообщил Хоппи, и почти уверена, что уже уговорила миссис Глэдис Кард и Рикки
Коулмен. Она показала им информацию о Робилио, и те были шокированы
бесчестностью этого человека.
Хоппи разливал кофе, Ничмен и Нейпаер, как
положено, делали какие-то заметки. В это время через парадную дверь,
предусмотрительно оставленную Хоппи незапертой, в дом тихо вошел еще один
гость. Он прошел через коридор и приемную, приблизился к деревянной двери с
табличкой “Хоппи Дапри”, несколько секунд постоял, прислушиваясь, а потом
громко постучал.
Нейпаер вскочил, а Ничмен быстро поставил свою
чашку на стол. Хоппи посмотрел на них в крайнем изумлении.
— Кто там? — громко спросил он.
Дверь резко распахнулась, и специальный агент
Элан Мэдден, войдя в комнату, отчетливо произнес:
— ФБР.
Медленно подойдя к краю стола, он внимательно
оглядел всех троих. Хоппи вскочил, отбросив назад стул, и застыл, словно
приготовившись к обыску.
Если бы Ничмен в этот момент не сидел, он,
похоже, мог бы упасть в обморок, у Нейпаера отвисла челюсть. Оба побледнели и
почувствовали, что у них перестали биться сердца.
— Агент Элан Мэдден, ФБР, — представился вновь
пришедший и, открыв удостоверение с блестящим жетоном внутри, продемонстрировал
его каждому из троих.
— Вы мистер Дапри? — спросил он у Хоппи.
— Да, но ФБР уже здесь, — ответил тот,
посмотрев сначала на Мэддена, потом на двоих остальных, потом снова на Мэддена.
— Где? — поинтересовался тот, сердито глядя на
Нейпаера и Ничмена.
— Вот эти два джентльмена. — Хоппи играл
бесподобно. Это был его звездный час. — Это агент Ральф Нейпаер, а это агент
Дин Ничмен. Разве вы не знакомы?
— Я сейчас все объясню, — доверительно начал
Нейпаер, словно действительно мог предложить удовлетворительное объяснение.
— ФБР? — переспросил Мэдден. — Покажите мне
свои удостоверения, — потребовал он, протягивая руку.
Они колебались, и Хоппи подтолкнул их:
— Давайте, давайте, покажите ему свои жетоны,
те, что вы показывали мне.
— Удостоверения, пожалуйста, — не отступал
Мэдден, становясь с каждой минутой все более сердитым.
