Однако адвокаты защиты, сидевшие в десяти
футах от Кот-лака, рассматривали ее как весьма подходящего кандидата. Джоуэн
Милвуд могла стать для них счастливой находкой.
Pop начал задавать аналогичные вопросы другим
ветеранам присяжной службы, и процедура приобрела монотонный характер. Затем он
затронул щекотливую тему реформы гражданского законодательства и предложил ряд
беспорядочных вопросов о правах жертвы, поверхностных судебных разбирательствах
и суммах страхования. Вокруг некоторых из них завязались небольшие дискуссии,
но неприятностей удалось избежать. Подходило время обеда, и аудитория на время
утратила интерес к происходящему. Судья Харкин объявил часовой перерыв,
охранники очистили зал.
Однако адвокаты остались. Глория Лейн со
своими помощницами раздала им пакеты с едой — маленькие сандвичи на
непропеченном хлебе и красные яблоки. Обед должен был проходить “без отрыва от
производства”. Двенадцать ответивших на вопросы кандидатов следовало обсудить и
принять по ним решения. Его честь был готов выслушать доводы. Всем подали кофе
или чай со льдом — по желанию.
Использование анкет значительно облегчало
подбор жюри. Пока Pop задавал вопросы в зале суда, десятки людей в других
местах изучали письменные ответы и вычеркивали имена из своих списков. У одного
кандидата сестра умерла от рака легких. У семи других были друзья или
родственники, страдавшие от серьезных заболеваний, которые эксперты считали
вероятным результатом курения. Почти половина ответивших на анкету либо
продолжали курить, либо в прошлом были заядлыми курильщиками. Большинство
курящих признались, что хотели бы бросить.
Сведения были проанализированы, внесены в
компьютеры, и к середине второго дня судебных заседаний все получили распечатки
и внесли в них поправки. Объявив в половине пятого об окончании второго дня
заседаний, судья Харкин снова приказал очистить зал, и работа над списками
продолжилась. Почти три часа юристы изучали и дебатировали письменные ответы
кандидатов. К концу дня еще тридцать одно имя было исключено из списков. Глории
Лейн надлежало немедленно обзвонить этих новых “отставников” и сообщить им
радостную весть.
Харкин был решительно настроен закончить отбор
присяжных в среду. Он утвердил в общих чертах расписание выступлений на четверг
и даже намекнул на вероятность субботнего заседания.
В восемь часов вечера он выслушал еще одно
поспешное и едва ли плодотворное предложение и распустил всех домой. Адвокаты
“Пинекса” собрались у Фитча в конторе “Уитни, Кейбл и Уайт”, где их ожидали все
те же холодные сандвичи и масляные чипсы. Фитч требовал работы, и пока
утомленные адвокаты медленно накладывали еду на бумажные тарелочки, два
помощника раздавали им копии актов графологической экспертизы. Ешьте побыстрее,
командовал Фитч, будто кому-нибудь могло прийти в голову смаковать подобную
пищу. Список сократился до 111 человек, и окончательный отбор должен был
начаться на следующий день.
Утром солировал Дурвуд Кейбл, или Дурр, как
его называли на всем побережье, откуда он за шестьдесят один год своей жизни, в
сущности, никуда не уезжал. Как старший партнер компании “Уитни, Кейбл и Уайт”
сэр Дурр был по зрелом размышлении выбран Фитчем руководителем бригады юристов,
которым предстояло отстаивать интересы “Пинекса” в суде. Адвокат, потом судья и
теперь снова адвокат, Дурр за последние тридцать лет жизни в основном занимался
изучением присяжных и их опросом. В суде он чувствовал себя как рыба в воде,
потому что суд — это подмостки: никаких телефонов, никакого уличного движения,
никаких снующих взад-вперед секретарей. У каждого своя роль, все следуют
сценарию, и каждый адвокат — звезда. Дурр и двигался, и говорил весьма
многозначительно, но при этом ничто не укрывалось от его пытливых серых глаз. Если
его противник Уэндел Pop был шумным, общительным и грешил против вкуса, Дурр
всегда оставался застегнутым на все пуговицы и церемонным. Неизменный темный
костюм, довольно смелый золотистый галстук, классическая белая рубашка, приятно
контрастировавшая с его темным, загорелым лицом. Дурр был фанатичным рыболовом
и проводил многие часы в открытом море на своей яхте под солнцем Проплешина у
него на макушке стала бронзовой.
Был период, когда в течение шести лет подряд
Дурр не проиграл ни одного дела, но потом Pop, его недруг, а временами друг,
обставил его на два миллиона в деле трех откатчиков.
Дурр подошел к барьеру и серьезно посмотрел в
лица ста одиннадцати сидевших перед ним людей. Он знал, где живет каждый из
них, сколько у него детей и внуков, если таковые имеются. Скрестив руки на
груди и задрав подбородок — этакий профессор-меланхолик, он произнес приятным,
глубоким голосом:
— Меня зовут Дурвуд Кейбл, и я представляю
компанию “Пинекс”, старейшую компанию, которая вот уже девяносто лет производит
сигареты.
Да, вот так, он вовсе не стыдится этого! Речь
о “Пинексе” продолжалась десять минут, и Дурр произнес ее мастерски, сумев
смягчить образ компании, представить своего клиента как нечто теплое и
пушистое, почти симпатичное.
Покончив с этим, он бесстрашно окунулся в
проблему выбора. Если Pop напирал на пагубность привычки к курению, то Кейбл
посвятил свое время свободе выбора.
— Нужно ли кого-либо убеждать в том, что при
злоупотреблении сигареты могут представлять потенциальную опасность? — спросил
он и увидел, как большинство присутствующих согласно закивали головами. Кто же
станет с этим спорить? — Прекрасно. Но раз это общеизвестный факт, следует
признать, что курящий сознает опасность того, что он делает. — Снова кивки, но
руки пока никто не поднял.
Дурр изучал лица, особенно остававшееся
загадкой лицо Николаса Истера, сидевшего теперь в третьем ряду, восьмым от
прохода. После всех пертурбаций Истер не был уже кандидатом номер пятьдесят
шесть. Теперь он носил порядковый номер тридцать два и с каждым новым отсевом
продвигался все выше в списке. Его лицо не выражало ничего, кроме
всепоглощающего внимания.
— Это очень важный вопрос, — медленно произнес
Кейбл, и его слова эхом отозвались в тишине зала. Направив на аудиторию
указующий перст, без малейшего, впрочем, оттенка агрессивности, Кейбл спросил:
— Есть ли в этом зале хоть один человек, который сомневается, что существуют
курильщики, не осознающие опасности курения?
Он ждал, как рыболов, наблюдая и чуть-чуть
подергивая удочку, пока наконец не клюнуло: в четвертом ряду медленно поднялась
рука. Кейбл улыбнулся и сделал шаг вперед.
— Ага, вы, если не ошибаюсь, миссис Татуайлер?
Встаньте, пожалуйста.
Если ему действительно нужен был доброволец,
то радость его оказалась преждевременной. Миссис Татуайлер была худенькой
маленькой дамой шестидесяти лет с очень сердитым лицом. Она встала, вытянувшись
в струнку, высоко задрала подбородок и сказала:
— У меня к вам вопрос, мистер Кейбл.
