— Конечно, пожалуйста.
— Если всем известно, что сигареты вредны,
почему ваш клиент продолжает производить их?
Кое-кто из коллег миссис Татуайлер хихикнул.
Все взоры устремились на Дурвуда Кейбла. Он, никогда не отступавший ни при
каких обстоятельствах, продолжал улыбаться.
— Отличный вопрос, — громко сказал он.
Отвечать на него Кейбл вовсе не собирался. — Вы полагаете, миссис Татуайлер,
что производство сигарет следует вообще запретить?
— Да.
— Даже если есть люди, которые желают
воспользоваться своим правом курить?
— Сигареты вредны, мистер Кейбл, вы это
знаете.
— Благодарю вас, миссис Татуайлер.
— Производители начиняют сигареты никотином, к
которому люди привыкают, и рекламируют свою продукцию, как безумные, желая
продать ее как можно больше.
— Благодарю вас, миссис Татуайлер.
— Я еще не закончила, — громко сказала она,
вцепившись в спинку передней скамьи; теперь она казалась даже выше ростом. —
Производители сигарет всегда отрицали, что в сигаретах есть вредные добавки.
Это ложь, и вы это знаете. Почему они не сообщают об этом на этикетках?
Выражение лица Дурра ничуть не изменилось. Он
терпеливо ждал, затем вполне приветливо спросил:
— Вы закончили, миссис Татуайлер?
Она хотела еще многое сказать, но вдруг ей
пришло в голову, что здесь не место для подобных речей.
— Да, — ответила она почти шепотом.
— Благодарю вас. Ответы, подобные вашему,
чрезвычайно важны для принятия решения при отборе жюри. Большое вам спасибо. Вы
можете сесть.
Она оглянулась, словно ожидая, что кто-нибудь
поддержит ее, но осталась в одиночестве и тяжело рухнула на свое место. С тем
же успехом она могла вообще покинуть зал суда.
Кейбл быстро перешел к менее болезненным
темам. Он задавал множество вопросов и предоставил своим экспертам-наблюдателям
обширный материал для изучения. Закончил он в полдень, как раз к обеденному
перерыву. Харкин попросил всех вернуться к трем, но адвокатам велел пообедать
быстро и быть на месте через сорок пять минут.
В час дня в пустом и запертом зале суда
Джонатан Котлак сообщил сгрудившимся за своими столами адвокатам, что “истица
согласна на включение в жюри номера первого”. Это никого не удивило. Каждый
записал что-то на своей распечатке, в том числе и Его честь, который после
небольшой паузы спросил:
— Защита?
— Защита согласна.
Тоже неудивительно. Номером первым была Рикки
Коулмен, молодая мать двух детей, которая никогда не курила и работала
регистраторшей в больнице. Котлак со своей командой отобрали ее по письменным
ответам, поставив седьмой в десятке желательных присяжных. Они основывались на
том, что она имела отношение к лечению больных, окончила колледж и здесь, в
зале, проявляла искренний интерес ко всему происходящему. У команды защиты она
прошла под шестым номером, и рейтинг ее мог бы подняться даже выше, если бы не
ряд неприятных моментов.
— Это было нетрудно, — пробормотал себе под
нос судья Харкин. — Пойдем дальше. Присяжный номер два, Реймонд Си Ламонетт.
Мистер Ламонетт был первым стратегическим
объектом схватки. Ни одна из сторон не желала видеть его в жюри, его рейтинг у
обеих команд составлял всего 4,5. Он дымил, как паровоз, но отчаянно мечтал
бросить. Его письменные ответы были абсолютно бесполезны, так как разобрать их
возможным не представлялось. Эксперты обеих команд, наблюдая за ним, пришли к
выводу, что он ненавидит всех адвокатов и все, что с ними связано. Много лет
назад его сбил чуть не насмерть пьяный водитель, но тяжбу против него мистер
Ламонетт проиграл.
По правилам каждая из сторон имела право на
несколько безапелляционных отводов присяжных, то есть без указания причин.
Учитывая важность рассматриваемого дела, судья Харкин предоставил каждой из
сторон по десять таких возможностей против обычных четырех. Обе стороны хотели
забаллотировать мистера Ламонетта, но каждая желала сделать это руками противника,
чтобы сохранить за собой право отвода десяти еще менее желательных кандидатов.
Право первого выбора за истцом. После
небольшой заминки Котлак сказал:
— Истица отводит номер два.
— Истица использовала одну из десяти
возможностей безапелляционного отвода, — объявил Харкин и сделал пометку в
блокноте. Маленькая победа защиты, одержанная благодаря решению, принятому в
последнюю секунду, — Дурр Кейбл тоже был готов заявить отвод.
Истица отвела номер третий, жену служащего
корпорации, а также номер четвертый. Последовали и другие стратегические
отводы, в результате чего первый ряд оказался практически опустошенным. Почти
такая же участь постигла ряд второй, где из двенадцати человек лишь пять прошли
сквозь сито отводов, причем два отвода последовали со стороны суда. Когда дело
дошло до третьего ряда, семь присяжных уже были утверждены. На восьмом месте
здесь сидел “великий неизвестный”, Николас Истер, кандидат в присяжные под
номером тридцать два, которому было уделено много внимания и который казался
вполне приятным молодым человеком, однако заставлял обе стороны нервничать.
Уэндел Pop, который занял место Котлака,
проводившего срочное совещание с экспертом по поводу двух лиц из четвертого
ряда, заявил отвод номеру двадцать пятому. Это был девятый отвод истицы.
Последний приберегался для сильно напуганного и пользующегося дурной славой
республиканца, сидевшего в четвертом ряду, если, конечно, они дойдут до
четвертого ряда. Защита отклонила двадцать шестого и лишилась тем самым своего
восьмого шанса. Кандидаты под номерами двадцать семь, двадцать восемь и
двадцать девять были утверждены. Тридцатый номер отведен по обоснованной
взаимной просьбе, не лишившей ни одну из сторон оставшихся возможностей на
отвод без объяснения причин. Дурр Кейбл обратился к судье с просьбой прервать
ведение протокола, так как появилась необходимость кое-что обсудить в частном
порядке. Pop казался слегка озадаченным, но не возражал. Секретарь перестал
писать. Кейбл вручил краткое резюме Рору и Его чести судье Харкину. Понизив
голос, он сказал:
— Ваша честь, из некоторых источников нам
стало известно, что присяжный номер тридцать, Бонни Таюс, регулярно употребляет
наркотический препарат ативан. Она никогда не лечилась, не подвергалась аресту
и никогда не признавала своей наркозависимости. Разумеется, не призналась она в
этом и заполняя анкету, и в ходе устного опроса. Ей удается жить тихо и
незаметно, сохранять работу и мужа, хотя он у нее уже третий.
— Как вы это узнали? — спросил Харкин.
