— Мы работаем над списком, — ответил Фитч. —
Недостаточной остается информация о восьми кандидатах. Четверо из них могут
оказаться умершими или уехавшими. Четверо остальных живехоньки, и в понедельник
ожидается их прибытие в суд.
— Одного негодяя достаточно, чтобы все жюри оказалось
испорченным, — сказал Дженкл. До того как поступить в “Ю. таб.”, он работал
юрисконсультом в одной луисвилльской корпорации и всегда напоминал Фитчу, что
разбирается в законах лучше трех остальных коллег.
— Мне это прекрасно известно, — огрызнулся
Фитч.
— Нам нужно знать об этих людях все.
— Мы делаем все возможное. Что ж поделаешь,
если здесь списки гораздо более устаревшие, чем в других штатах.
Дженкл сделал порядочный глоток и уставился на
Фитча. В конце концов, Фитч лишь хорошо оплачиваемый головорез, его положение и
близко нельзя сравнить с положением представителя совета директоров крупнейшей
компании. Назови его как угодно — советником, агентом, подрядчиком, — суть не
меняется, он работает на них. Да, сейчас он наделен некоторыми особыми
полномочиями, это он нажимает на кнопки, потому-то и расхаживает с таким важным
видом и постоянно гавкает, однако, черт побери, по сути дела, он всего-навсего
пусть и незаурядный, но мошенник. Эти мысли Дженкл держал при себе.
— Вы доверяете этим адвокатам? — спросил он в
который раз.
— Мы уже обсуждали это, — ответил Фитч.
— Если я сочту нужным, обсудим еще.
— Почему вы так волнуетесь насчет наших
адвокатов? — спросил Фитч.
— Потому что... Ну, потому что они здешние.
— Понимаю. И вы полагаете, что было бы
разумнее привезти сюда адвокатов из Нью-Йорка, чтобы они имели дело с местным
жюри? Или, может быть, из Бостона?
— Нет, просто... Ну они же никогда не
выступали по табачным делам.
— На побережье прежде не рассматривалось
никаких табачных дел. Вы чем-то недовольны?
— Просто они меня беспокоят, вот и все.
— Мы наняли самых лучших из местных юристов, —
сказал Фитч.
— А почему они согласились работать за такую
ничтожную плату?
— Ничтожную? На прошлой неделе вас беспокоили
большие расходы. Теперь — то, что наши адвокаты мало запросили. Вы уж решите
как-нибудь, чего вы хотите.
— В прошлом году в Питсбурге мы платили
адвокатам по четыреста баксов в час. Здесь ребята работают за двести. Меня это
настораживает.
Фитч перевел взгляд на Лютера Вандемиера,
представителя “Трелко”, и спросил:
— Я, может быть, чего-то не понимаю? Он это
серьезно? Речь идет о пяти миллионах, а он боится, что я прикарманиваю копейки.
— Фитч махнул рукой в сторону Дженкла. Вандемиер улыбнулся и взял стакан.
— В Оклахоме вы потратили шесть миллионов, —
сказал Дженкл.
— И мы выиграли дело. Не помню, чтобы после
вынесения вердикта были какие-то жалобы.
— Я и сейчас не жалуюсь. Я просто высказываю
сомнение.
— Великолепно! Я сейчас поеду в офис, соберу
всех адвокатов и сообщу им, что мои клиенты недовольны счетами. Я им скажу:
“Слушайте, ребята, я знаю, что вы на нас наживаетесь, но этого недостаточно.
Мои клиенты желают, чтобы вы требовали больше. Давайте! Вы, парни,
скромничаете”. Как, по-вашему, хорошая идея?
— Успокойтесь, Мартин, — сказал Вандемиер. —
Суд еще не начался. Уверен: прежде чем мы отсюда уедем, наши собственные
адвокаты еще попьют нашей кровушки.
— Да, но это не такой процесс, как прежние. Мы
все это знаем. — Дженкл запнулся, подняв ко рту стакан. У него были проблемы с
выпивкой, из четверых — только у него. Полгода назад компания, избегая огласки,
заставила его лечиться, но сейчас, накануне процесса, напряжение оказалось для
него слишком сильным. Фитч, сам бывший алкоголик, понимал, что Дженкл на грани.
А через несколько недель ему предстояло выступать в качестве свидетеля.
Как будто у него, Фитча, и без того мало забот
— теперь вот еще обуза, не дать Д. Мартину Дженклу “развязать”. Фитч ненавидел
его за слабоволие.
— Полагаю, адвокаты истца хорошо
подготовились, — заметил другой представитель совета директоров.
— Нетрудно догадаться. — Фитч пожал плечами. —
И их немало.
По последним подсчетам, восемь. Восемь
крупнейших фирм страны, занимающихся гражданскими правонарушениями, скинулись
по миллиону, чтобы финансировать этот показательный процесс против
табакопроизводителей. Они нашли истицу — вдову некоего Джекоба Л. Вуда и
прекрасную арену для битвы — побережье залива в штате Миссисипи, где действует
миленький гражданский кодекс и где присяжные имеют обыкновение проявлять
сострадание. Судью, правда, выбирали не адвокаты истицы, но и они сами вряд ли
смогли бы найти лучшего — Его честь Фредерик Харкин до того, как инфаркт усадил
его в судейское кресло, выступал адвокатом по судебным искам.
Нынешнее дело не было обычным делом против
производителей табака, и все присутствовавшие отдавали себе в этом отчет.
— Сколько они потратили?
— У меня нет доступа к этой информации, —
ответил Фитч. — По слухам, их казна может оказаться не столь богатой, как они
пытаются это представить, вероятно, у них есть проблемы со сбором начальной
суммы. Но они уже затратили миллионы. И существует около дюжины потребительских
обществ, готовых ринуться в бой на их стороне.
Дженкл сгрыз свой лед, затем допил все до
последней капли. Это был уже четвертый стакан. В комнате с минуту стояла
тишина: Фитч ждал, стоя у камина, остальные разглядывали ковер.
— Как долго будет продолжаться процесс? —
спросил наконец Дженкл.
— От четырех до шести недель. Отбор присяжных
здесь проходит быстро. Вероятно, к среде жюри будет составлено.
— В Аллентауне суд шел три месяца, — напомнил
Дженкл.
— Здесь не Канзас. Вы что, хотите, чтобы вся
эта бодяга длилась три месяца?
— Нет, я просто... — печально начал Дженкл, но
осекся.
— Сколько еще нам придется проторчать здесь? —
спросил Вандемиер, инстинктивно взглянув на часы.
— Мне все равно. Можете уезжать хоть сейчас, а
можете ждать, пока утвердят состав жюри. У вас у всех ведь есть эти огромные
самолеты. Будет нужно — я найду вас. -
