— В 1982-м.
— Значит, вы продолжали работать на компанию,
которая производила продукт, который вы считали опасным для здоровья?
— Да.
— Какое жалованье вы получали в 1982 году?
— Девяносто тысяч долларов в год.
Кейбл сделал паузу, прошел к своему столу, где
ему вручили еще одну стопку юридических документов, которые он принялся читать,
покусывая дужку очков, затем повернулся к свидетельской стойке и спросил
Криглера, почему он возбудил дело против компании в 1982 году. Криглер
забеспокоился и вопросительно посмотрел на Рора и Милтона. Кейбл подробнейшим
образом разбирался в деталях событий, приведших к той тяжбе, безнадежно
усложненной, основанной на личных причинах, допрос свидетеля стал буксовать и
едва ли не остановился вовсе. Pop протестовал, Милтон протестовал, а Кейбл
делал вид, что никак не может понять, почему, собственно, они так протестуют.
Адвокаты собирались перед судейским столом, спорили, апеллируя к судье Харкину,
а Криглер за свидетельской стойкой выглядел все более усталым и измотанным.
Кейбл упорно настаивал на вопросах, касающихся
службы Криглера в “Пинексе” в течение последних десяти лет, и недвусмысленно
намекнул, что есть свидетели, которые могут опровергнуть его показания.
Хитрость почти удалась. Не в состоянии
поколебать разрушительное впечатление от показаний Криглера, защита решила
напустить тумана на жюри. Если свидетель непоколебим, следует сразить его
малозначительными подробностями.
Однако Николас объяснил присяжным смысл этой
уловки, напомнив коллегам во время полдника о том, что он окончил два курса
юридического колледжа и кое-что в этом смыслит. Невзирая на возражения Хермана,
он ясно выразил свое возмущение тем, что Кейбл поливает грязью свидетеля и
смущает присяжных.
— Он считает нас дураками, — горько заметил
Николас.
Глава 17
Панические телефонные сообщения из Билокси
спровоцировали падение акций “Пинекса” до семидесяти пяти с половиной пунктов к
моменту закрытия биржи в четверг, падение стоимости крупных пакетов на четыре
пункта тоже объяснялось драматическими событиями, происходившими в суде
Билокси. Во время прежних процессов выступавшие в качестве свидетелей бывшие
служащие табачных компаний говорили о пестицидах и инсектицидах, которыми
обрабатываются поля, а эксперты связывали действие этих химикатов с раковыми
заболеваниями. Это не производило особого впечатления на присяжных. На одном из
процессов бывший служащий обвинил своего прежнего нанимателя в том, что тот
обрабатывал младших подростков с помощью рекламы, изображавшей тощих,
обаятельных идиотов с прекрасными зубами, наслаждавшихся всеми видами курения.
Тот же наниматель соблазнял старших подростков-мальчишек, распространяя
рекламу, на которой ковбои и владельцы шикарных автомобилей олицетворяли собой
жизненный успех с неизменной сигаретой в зубах.
Но тогда присяжные не признали справедливости
обвинения. Однако ни один из прежних служащих никогда еще не наносил такого
сокрушительного удара, как Лоренс Криглер. Постыдную докладную от 1930 года
видело множество людей, но суду она никогда предъявлена не была. Версия
Криглера была настолько достоверна для присяжных, насколько мог мечтать любой
адвокат обвинения. Тот факт, что судья Харкин позволил Криглеру описать
докладную присяжным, будет горячо оспариваться, независимо от того, кто
выиграет процесс.
Криглера быстренько вывезли из города в
сопровождении сотрудников безопасности Рора, и через час после окончания
допроса он уже летел в частном самолете обратно во Флориду. Уйдя из “Пинекса”,
он несколько раз испытывал искушение связаться с адвокатами обвинения, ведущими
процессы против табачных компаний, но ни разу не решился.
“Пинекс” заплатил ему триста тысяч долларов,
только чтобы избавиться от него. Компания настаивала, чтобы он подписал
обязательство никогда не свидетельствовать на процессах, подобных процессу
Вуда, но он отказался. А отказавшись, стал меченой фигурой.
Они, кто бы они ни были, пообещали убить его.
Угрозы повторялись нечасто и в самые неожиданные моменты. Обычно по телефону.
Криглер не привык прятаться. Он написал книгу, которая должна была быть
опубликована в случае его безвременной кончины. Рукопись хранилась у адвоката в
Мельбурн-Бич. Именно этот адвокат и устроил ему встречу с Рором. Он же начал
переговоры с ФБР на тот случай, если с мистером Криглером что-нибудь случится.
* * *
Муж Милли Дапри, Хоппи, владел борющимся за
выживание агентством по торговле недвижимостью в Билокси.
Учреждение было довольно тихое — дел вело не
много и оглушительных побед за собой не числило, но своим малым бизнесом Хоппи
занимался прилежно. На одной стене в передней комнате его офиса висели
пришпиленные к пробковой доске картинки “предложений” — в основном маленькие
кирпичные домики с аккуратными лужайками и несколько захудалых двухквартирных
строений.
Игорная лихорадка привлекла на побережье множество
крупных покупателей недвижимости, которые не боялись занимать баснословные
суммы денег и вести дела с размахом. Но Хоппи и его скромные служащие не играли
в рискованные игры и еще больше ограничили себя рамками того рынка, который был
им хорошо известен, — милые маленькие домики для молодоженов, безнадежные
договоры об аренде для отчаявшихся и “мотивированные продажи” для тех, кто не
мог получить банковского кредита.
Однако Хоппи кое-как оплачивал свои счета и
обеспечивал семью — жену Милли и пятерых детей, трое из которых учились в
двухгодичных колледжах с укороченной программой, а двое — заканчивали школу. В
данный момент он держал полдюжины помощников, работавших часть дня на условиях
почасовой оплаты, — большей частью упавших духом неудачников, которые разделяли
его ненависть к долгам и начальству. Хоппи обожал безик и проводил часы в
задней комнате за картами, в то время как вокруг него вырастали все новые и
новые агентства. Риэлтеры, независимо от наличия таланта, мечтают о великих
победах. Хоппи и его пестрая команда были не прочь вздремнуть после обеда и за
картами поговорить о крупных сделках.
