Единственный имевшийся в досье снимок молодого
человека был сделан с далекого расстояния в момент, когда тот ехал на работу на
своем горном велосипеде. Ланкастер был в бейсболке и темных очках, у него были
длинные волосы и густая борода. Одна из женщин-агентов Нассмена поболтала с
Ланкастером, прикинувшись покупательницей, и доложила, что он был в линялых
джинсах, шерстяных носках, фланелевой рубашке с шарфом. Волосы туго затянуты в
“конский хвостик”, спрятанный под воротник. Юноша оказался вежливым, но
неразговорчивым.
Ланкастеру не повезло при раздаче номеров,
однако он прошел два первых тура, но когда жюри было укомплектовано, до него
оставалось еще четыре ряда.
Тогда досье на него было тут же закрыто.
Теперь его открыли снова. За истекшие сутки
удалось выяснить, что через месяц после окончания суда Дэвид Ланкастер просто
исчез из Аллентауна. Его корейский квартирный хозяин ничего о нем не знал.
Хозяин магазина видеотехники сообщил, что Ланкастер просто в один прекрасный
день не вышел на работу и больше о нем никто никогда не слышал. А кроме них, в
городе не нашлось ни одного человека, который вообще помнил бы о существовании
Ланкастера. Люди Фитча продолжали проверку, хотя особых находок никто не
ожидал. Ланкастер все еще числился в избирательных списках, но их, по словам
окружного чиновника-регистратора, никто не пересматривал лет пять.
В среду к вечеру Фитч был почти уверен, что
Дэвид Ланкастер и Николас Истер — одно и то же лицо.
Утром в четверг Нассмен получил из своего
офиса в Чикаго две огромные коробки, в которых содержались досье на присяжных,
баллотировавшихся в жюри на процессе Глейвина в Броукен-Эрроу, штат Оклахома,
два года назад. Дело Глейвина против “Трелко” вылилось тогда в громкий судебный
скандал. Фитч обеспечил требуемый вердикт задолго до того, как адвокаты
закончили свои препирательства. В ночь с четверга на пятницу Нассмен совсем не
спал — изучал досье присяжных, из которых выбирали жюри на процессе Глейвина.
Среди них фигурировал некий белый молодой
человек по имени Перри Хирш, которому в то время было двадцать пять лет,
предположительно родившийся в Сент-Луисе, дата рождения была в конце концов
признана вымышленной. Хирш сообщил, что работает на электроламповом заводе, а
по выходным развозит пиццу по заказу. Не женат, католик, студент, временно
оставивший занятия, никогда прежде не исполнял обязанностей присяжного. Все эти
сведения содержались в краткой анкете, которую адвокатам раздали перед началом
процесса. В избирательной комиссии зарегистрирован за четыре месяца до начала
суда, предположительно живет с тетушкой в автофургоне-прицепе на специальной
стоянке. Он был одним из двухсот человек, откликнувшихся на вызов в суд в
качестве кандидатов в присяжные.
Имелось два снимка Хирша. На одном он, в яркой
сине-красной фирменной рубашке и бейсболке пиццерии “Риццо”, с бородой и в
очках с металлической оправой, тащил стопку коробок пиццы к своей машине —
потрепанному “пинто”. На другом — стоял возле фургона, в котором
предположительно жил, но лица его почти не было видно.
Хирш чуть было не прошел в жюри, но был
отведен обвинением по неясным причинам. Очевидно, он покинул город вскоре после
окончания процесса. На электроламповом заводе, где он якобы работал, числился
молодой человек его возраста по имени Терри Херц. Никакого Перри Хирша там не
знали.
Фитч заплатил местному сыщику, чтобы он
раскопал все, что возможно. Безымянную тетушку найти не удалось, и никаких
записей в конторе стоянки автофургонов обнаружено не было. В “Риццо” никто не
помнил никакого Перри Хирша.
Теперь Фитч с Пэнгом и Нассменом сидели в
темноте, уставившись на экран. Фотографии Хирша, Ланкастера и Истера были
увеличены и доведены до максимальной резкости. Истер, разумеется, был теперь
гладко выбрит. Снимок сделан во время работы, поэтому никаких очков, никакого
головного убора.
На всех трех фотографиях было одно и то же
лицо.
Эксперт-графолог Нассмена прибыл в пятницу к
обеду. Он прилетел из округа Колумбия на самолете “Пинекса”. Ему понадобилось
меньше получаса, чтобы сделать вывод. Единственными образцами почерка, которыми
они располагали, были заполненные от руки карточки с процессов “Симмино” и Вуда
и короткая анкета с процесса Глейвина. Этого оказалось более чем достаточно.
Эксперт не сомневался, что Перри Хирш и Дэвид Ланкастер — одно и то же лицо.
Почерк Истера значительно отличался от почерка Ланкастера, но, стремясь уйти от
сходства с рукой Хирша, Истер все же сделал ошибку. Старательность, с какой он
выводил печатные буквы, явно указывала на то, что он хотел скрыть сходство с
предыдущими двумя почерками, и он неплохо потрудился, выработав совершенно
новый стиль письма, который было бы невозможно связать с прежними. Ошибкой была
подпись, поставленная Истером в нижней части листа. Низкая перекладинка в букве
t, слегка загнутая вниз слева направо, выдавала его. Неряшливая скоропись
Хирша, без сомнения, должна была свидетельствовать о невысоком образовании.
Буква t в названии предполагаемого места рождения Хирша — Сент-Луисе — была идентична
букве t в подписи Истера, хотя неспециалисту они могли бы показаться совершенно
разными.
Эксперт решительно объявил:
— Хирш и Ланкастер — одно и то же лицо. Хирш и
Истер — одно и то же лицо. Таким образом, Ланкастер и Истер тоже должны быть
одним и тем же лицом.
— Итак, все трое — это один человек, —
медленно заключил Фитч.
— Совершенно верно. И очень, очень сообразительный.
Графолог отбыл. Фитч вернулся в свою контору, где его ждали Пэнг и Конрад,
чтобы работать всю вторую половину дня и весь вечер пятницы. И в Аллентауне, и
в Броукен Эрроу люди Фитча рыли землю, не скупясь на затраты, чтобы раздобыть
списки сотрудников и налоговые документы на Хирша и Ланкастера.
— Вы когда-нибудь видели человека, охотящегося
на суд? — спросил Конрад.
— Никогда, — проворчал в ответ Фитч.
* * *
Правила супружеских визитов были просты. По
пятницам с семи до девяти вечера каждый присяжный мог принимать у себя супруга
(супругу), приятеля (приятельницу) или кого угодно другого. Гости могли
приходить и уходить в любое время в этом промежутке, но сначала каждый из них
был обязан отметиться у Лу Дэлл, которая мерила их взглядом так, словно от нее,
и только от нее, зависело, разрешить или не разрешить им то, чем они собирались
заняться.
Первым точно в семь появился Деррик Мейплз,
красавец приятель юной Энджел Уиз. Лу Дэлл записала его имя и, указав пальцем
на коридор, объявила:
— Комната пятьдесят пять.
До девяти часов, когда Деррик вышел подышать
воздухом, его никто больше не видел.
