— Конечно, нет!
— Простите, но так бывает. Так что мне
придется вас обыскать, вы уж не обессудьте. — Кристано быстро окинул его
взглядом с головы до ног.
При мысли, что этот незнакомец будет сейчас
обыскивать его здесь, на яхте, где больше никого нет, Хоппи пришел в ужас.
— Я клянусь, что на мне ничего нет, поверьте,
— сказал он, гордясь своей твердостью.
Лицо Кристано подобрело.
— Хотите, можете и вы меня обыскать, —
предложил он.
Хоппи оглянулся по сторонам, нет ли кого
поблизости. Выглядело бы странновато, подумал он: двое взрослых мужчин
ощупывают друг друга средь бела дня на стоящей на якоре яхте.
— А на вас есть “жучок”? — спросил он.
— Нет.
— Клянетесь?
— Клянусь.
— Ну ладно, — с облегчением сказал Хоппи, ему
очень хотелось поверить этому человеку. Иначе... Об этом даже подумать было
страшно.
Кристано улыбнулся, потом вдруг нахмурился и
подался вперед. Легкая беседа закончилась.
— Я буду краток, Хоппи. У нас к вам
предложение. Предложение, которое позволит вам выйти из неприятной ситуации без
единой царапины: ни ареста, ни обвинения, ни суда, ни тюрьмы, ни вашего
портрета в газетах — ничего. В сущности, о случившемся никто даже и не узнает.
Он перевел дыхание, и Хоппи, воспользовавшись
моментом, сказал:
— Звучит заманчиво. Я вас слушаю.
— Это необычное дело, прежде с подобными
делами мы не сталкивались. Оно не имеет отношения ни к закону, ни к суду, ни к
наказанию. Это политическое соглашение, Хоппи. Чисто политическое. В Вашингтоне
не останется никаких бумаг, в которых вы бы фигурировали. Никто никогда ни о
чем не будет знать, кроме меня, вас, тех двух ребят возле машины и менее
десятка сотрудников секретного департамента министерства. Вы выполняете свою
часть договоренностей, мы прекращаем ваше дело, и все обо всем забывают.
— Я согласен. Говорите, что нужно делать.
— Хоппи, вы осуждаете преступления,
злоупотребления наркотиками, вам небезразличны закон и порядок?
— Конечно.
— Надоели ли вам взяточничество и коррупция,
процветающие повсюду?
Странный вопрос. В этот момент Хоппи почувствовал
себя мальчишкой, расклеивающим воззвания против коррупции.
— Да.
— В Вашингтоне, Хоппи, есть хорошие и плохие
люди. Мы в министерстве готовы жизнь отдать борьбе с преступлениями. Я, Хоппи,
имею в виду серьезные преступления. Я говорю о наркодельцах, подкупающих судей,
о конгрессменах, принимающих взятки от иностранных врагов, о преступлениях,
подрывающих основы нашей демократии. Понимаете, о чем я?
Если даже Хоппи и нечетко представлял себе, о
чем толкует Кристано, он всей душой сочувствовал деятельности, которую тот вел
вместе со своими замечательными ребятами в Вашингтоне.
— Да, да! — радостно согласился он.
— Но в наше время, Хоппи, все связано с
политикой. Мы ведем постоянную борьбу с конгрессом и с президентом. Вы, Хоппи,
знаете, в чем мы нуждаемся там, в Вашингтоне?
Что бы это ни было, Хоппи желал, чтобы они это
получили. Кристано не дал ему возможности ответить.
— Нам нужно больше республиканцев, больше
добрых, консервативных республиканцев, которые дадут нам денег и не станут
мешать. Демократы вечно повсюду суют свой нос, вечно грозят сокращением
бюджета, его реструктуризацией, вечно пекутся о правах тех мерзких
преступников, которых мы ловим. Это, Хоппи, настоящая война. Мы ведем ее каждый
день.
Он взглянул на Хоппи так, словно ожидал от
него ответа. Хоппи по-своему старался стать участником этой необъявленной
воины: он мрачно кивал, глядя себе под ноги.
— Мы обязаны защищать своих друзей, Хоппи, и
вот тут-то начинается ваша роль.
— Отлично.
— Повторяю, это необычное дело. Сделайте его,
и мы уничтожим пленку, свидетельствующую о том, что вы пытались подкупить
мистера Моука.
— Я согласен. Скажите, что я должен сделать.
Кристано замолчал и оглядел пирс. Где-то в
дальнем его конце о чем-то спорили рыбаки. Кристано наклонился и положил руку
Хоппи на колено.
— Речь пойдет о вашей жене, — сказал он почти
беззвучно, потом откинулся назад, давая возможность Хоппи переварить
услышанное.
— О моей жене?!
— Да, о вашей жене.
— О Милли?
— О ней.
— Но какого черта...
— Я объясню.
— Милли? — Хоппи был ошеломлен. Какое
отношение милая Милли может иметь ко всей этой закулисной возне?
— Дело в процессе, Хоппи, — сказал Кристано, и
первый фрагмент головоломки лег на место. — Догадайтесь, кто дает больше всего
денег на избирательные кампании кандидатов-республиканцев?
Хоппи был слишком потрясен, чтобы высказывать
какие-либо разумные предположения.
— Правильно. Табачные корпорации. Они делают
миллионные вливания в избирательные кампании, потому что у них вот где сидят
все эти правительственные постановления. — Он провел ребром ладони по горлу. —
Это люди, исповедующие идею свободного предпринимательства так же, как и вы,
Хоппи. Они понимают, что если человек курит, то это его личное дело, им до
смерти надоели правительственные и судейские адвокаты, пытающиеся помешать их
бизнесу.
— Это вопрос политический, — сказал Хоппи,
недоверчиво уставившись на воду.
— Исключительно политический, — подхватил
Кристано. — Если Большой табак проиграет этот процесс, начнется такой обвал
судебных преследований, какого в этой стране еще не видывали. Компании потеряют
миллионы, и соответственно мы недосчитаемся своих субсидий. Вы можете нам
помочь, Хоппи?
Вмиг возвращенный к действительности, Хоппи
лишь пробормотал:
— Скажите, как?
— Вы можете нам помочь, — убедительно сказал
Кристано.
— Конечно, я хотел бы, но как?
