Окончив двухгодичный колледж, он подал
документы на юридические факультеты тридцати университетов. Из одиннадцати
пришли положительные ответы, хотя ни один из этих университетов не входил в
десятку первых. Николас подбросил монетку и поехал в Лоренс, город, где он
никогда прежде не бывал. Там он снял двухкомнатную квартирку в тесном домике
некой старой девы, упорно занимался и не тратил времени на развлечения, по
крайней мере в течение первых двух семестров.
Летом после окончания первого курса он нанялся
в крупную фирму в Канзас-Сити развозить по этажам на тележке внутреннюю почту.
В фирме под одной крышей работали три сотни юристов, и порой казалось, что все
они обслуживают один судебный процесс, на котором рассматривался иск к табачной
компании “Смит Грир” в связи с заболеванием раком легких в результате курения.
Процесс продолжался пять недель и закончился вынесением оправдательного
приговора. После этого фирма устроила банкет, на котором присутствовало около
тысячи человек. Ходили слухи, что он обошелся “Смиту Гриру” в восемьдесят тысяч
долларов, но кому какое дело! В то лето Николас впервые столкнулся с этим
неприятным феноменом.
Он возненавидел фирмы-гиганты. А в середине
второго курса ему вообще надоела юриспруденция. Зачем сидеть пять лет в этой
собачьей конуре и корпеть над учебниками, если богатые корпорации все равно
увиливают от закона?
Впервые они отправились вместе на пивную
вечеринку, состоявшуюся в колледже после футбольного матча. Громко играла
музыка, пива было — хоть залейся, кружки передавали по кругу. Они ушли рано,
потому что он не любил шума, а она — запаха конопли. Они взяли
видеопроигрыватель напрокат и готовили спагетти у нее дома — в весьма
просторной и хорошо обставленной квартире. Спал он на диване.
Через месяц он переехал к ней и впервые
заговорил о том, что хочет бросить юридический факультет. Она как раз думала о
поступлении туда. По мере развития их романа его интерес к академическим
проблемам увядал и свелся наконец к простой необходимости как-нибудь сдать
очередные экзамены. Они были безумно влюблены друг в друга, и все остальное не
имело никакого значения. Кроме того, у нее водились небольшие наличные деньги,
так что стесненности в средствах они не ощущали. Рождественские каникулы между
первым и вторым семестрами его второго и последнего курса обучения они провели
на Ямайке.
К тому моменту, когда он бросил учебу, она
жила в Лоренсе уже три года и готова была двигаться дальше. Он был готов
последовать за ней куда угодно.
* * *
Марли не много удалось узнать о пожаре,
случившемся в воскресенье во второй половине дня. Они подозревали Фитча, но не
могли найти причину — зачем ему это понадобилось. Единственное, что могло его
интересовать, — компьютер, но Николас был уверен, что никому не удастся
взломать систему защиты, которую он в него ввел. Важнейшие дискеты были заперты
в сейфе у Марли. Чего добился Фитч, устроив пожар в его захудалой квартирке?
Может, он хотел запугать Николаса, но этим его не запугаешь. Пожарная служба
провела обычное расследование и пришла к выводу, что поджог маловероятен.
Николасу и Марли доводилось проводить ночи в
более комфортабельных местах, чем “Сиеста”, но доводилось и в куда более
паршивых. За четыре года они сменили четыре города, совершили путешествия в
полдюжины стран, повидали большую часть Северной Америки, прыгали с парашютом
на Аляску и в Мехико, дважды плавали на плоту по Колорадо, а однажды даже по
Амазонке. Они также бывали везде, где проводились “табачные процессы”, и это
приводило их в такие места, как Броукен-Эрроу, Аллентаун и теперь вот —
Билокси. Вдвоем они знали об уровнях никотина, канцерогенах, статистических
вероятностях легочной онкологии, процедурах подбора присяжных, судебных
хитростях и Рэнкине Фитче больше, чем любая группа высококвалифицированных
экспертов.
Проведя час в постели, они заметили, что на
пол рядом с кроватью легла полоска света. Николас вскочил с взъерошенными
волосами и потянулся за одеждой. Марли тоже быстро оделась и, стараясь
держаться в тени, проскользнула на стоянку автомобилей.
А в комнате прямо под ними Хоппи из кожи вон
лез, чтобы дезавуировать скандальные разоблачения Лоренса Криглера, которые,
судя по всему, произвели на Милли неизгладимое впечатление. Она преподносила их
мужу большими дозами и не могла взять в толк, почему это он так упорно спорит с
ней.
Шутки ради Марли припарковала свою машину на
улице в полуквартале от офиса Уэндела Рора. Они с Николасом исходили из
уверенности, что Фитч следит за каждым ее шагом. Забавно было представить себе,
как он мучается, думая, что она там встречается с Рором с глазу на глаз и
договаривается с ним Бог знает о чем. На “личный визит” она явилась в машине,
взятой напрокат, — одной из многих, которыми она пользовалась в последнее
время.
Николасу вдруг стала до тошноты противна
комната — точная копия той, к которой он привязан вот уже неделю. Они совершили
длительную поездку в машине вдоль берега залива — она вела, он потягивал пиво.
Потом гуляли по пирсу и целовались под шум прибоя, рокотавшего внизу, под их
ногами. О процессе они почти не говорили.
В половине одиннадцатого Марли вышла из
арендованной машины в двух кварталах от офиса Рора. Пока она торопливо шла по
тротуару, Николас следовал за ней в отдалении. Ранее оставленная ею здесь
собственная машина стояла в полном одиночестве. Джо Бой заметил, как она
садилась в нее, и сообщил по телефону Конраду. После того как Марли уехала,
Николас поспешил обратно в мотель в арендованной машине, на которой они
катались незадолго до того.
У Рора в разгаре было ежедневное шумное
совещание восьми адвокатов, каждый из которых вложил в дело по миллиону.
Предметом спора в воскресенье вечером стало количество свидетелей обвинения,
которых еще предстояло выставить. Как обычно, мнений было столько же, сколько
участников: восемь очень твердых и совершенно разных взглядов на то, что будет
эффективнее.
Включая три дня, потраченные на отбор жюри,
суд длился уже три недели. Завтра начнется четвертая, и у обвинения хватит
экспертов и свидетелей еще на две. У Кейбла тоже своя армия экспертов и
свидетелей, хотя обычно в подобных процессах защита использует вдвое меньше
времени, чем обвинение. Шесть недель — наиболее вероятный срок, а это означает,
что присяжным придется провести в изоляции четыре недели, такая перспектива не
могла не беспокоить. В какой-то момент присяжные взбунтуются, а поскольку
окажется, что большая часть времени ушла на свидетелей обвинения, шанс получить
от жюри нежелательный для прокурора вердикт представляется весьма вероятным. Но
с другой стороны, поскольку защита выступает последней, возможно, все
недовольство жюри падет как раз на голову Кейбла с его “Пинексом”. Это
обсуждалось уже почти час.
