Херман Граймз не шелохнулся. Незряче
уставившись куда-то, он лишь спросил:
— Почему?
— Простите?
— Почему я должен уйти?
— Потому что вы незрячий.
— Это я знаю.
— Ну и... Видите ли, слепой человек не может
быть присяжным, — сказал Харкин, взглянув направо, потом налево. — Я разрешаю
вам идти, мистер Граймз.
Херман Граймз колебался, обдумывая ответ. Зал
затих. Наконец Граймз произнес:
— Кто сказал, что слепой не может быть
присяжным? Харкин уже потянулся к своду законов. Его честь тщательно
подготовился к процессу. Он прекратил слушания в суде уже месяц назад и заперся
в своем кабинете, досконально изучая предварительное производство по делу,
представленные суду документы, относящиеся к делу законы и новейшие правила
судебной процедуры. Он поднял списки присяжных, участвовавших в процессах,
состоявшихся за период его пребывания на посту судьи, — самые разные составы
жюри по самым разным делам. Ему казалось, что он ничего не упустил. Как же он
мог позволить заманить себя в западню в первые же десять минут после начала
процесса на глазах у битком набитого зала?
— Вы хотите воспользоваться своим правом,
мистер Граймз? — спросил он как можно беззаботнее, продолжая листать страницы
свода законов и поглядывая на цвет адвокатуры, собравшейся перед ним.
Чувствовалось, что в мистере Граймзе вскипает
враждебность.
— Нет, вы объясните мне, почему слепой не
может быть присяжным? Если есть такой закон, то это дискриминационный закон, и
я подам жалобу. Если такого закона нет, а просто так принято — тем более.
Не приходилось сомневаться, что мистер Граймз
не новичок в судебных тяжбах.
По одну сторону барьера сидели двести
обыкновенных обывателей, которых закон принудил явиться в суд. По другую —
восседал сам закон в лице судьи, возвышавшегося над остальными, множество
надутых адвокатов, зарывшихся носами в бумаги, клерков, приставов и судебных
исполнителей. Им всем противостоял “призванный” мистер Херман Граймз, нанесший
вдруг мощный удар по истеблишменту. Его коллеги-“призывники” наградили его
цоканьем языков и смешками, но ему, похоже, было наплевать.
Адвокаты улыбались так же, как и будущие
присяжные, ерзали на стульях и почесывали затылки, потому что никто не знал,
что делать. “Такого еще не бывало”, — слышалось из их рядов.
В законе сказано, что слепой может быть
освобожден от обязанностей присяжного. Увидев слово “может” в книге, судья
решил успокоить мистера Граймза и решить вопрос позднее. Не хватало, чтобы ему
предъявили судебную претензию в его собственном суде. Существуют иные
возможности исключить Граймза из состава жюри. Харкин посоветуется с адвокатами.
— Поразмыслив, я решил, что вы будете
прекрасным присяжным, мистер Граймз, — сказал он. — Садитесь, пожалуйста.
Херман Граймз кивнул, улыбнулся и вежливо
ответил:
— Благодарю вас, сэр.
Как это он собирается работать со слепым
присяжным? — думали эксперты, наблюдая, как Граймз садится. Откуда знать, что у
него на уме? Чью сторону он примет? Широко известно, что в игре без правил люди
с физическими недостатками чаще всего сочувствуют истцу, так как им ближе
обиженный и ущемленный. Но бывают и исключения.
Рэнкин Фитч в последнем ряду скосился вправо,
тщетно пытаясь перехватить взгляд Карла Нассмена, который уже получил миллион
двести тысяч долларов за то, чтобы подобрать идеальный состав жюри. Нассмен на
законном основании сидел вместе со своими экспертами, вглядываясь в лица
будущих присяжных и делая вид, будто он прекрасно знал, что Херман Граймз слеп.
Фитч нисколько не сомневался, что на самом деле он понятия об этом не имел:
незначительный факт, ускользнувший от внимания его разведки. Что еще ускользнуло
от ее внимания? — спрашивал себя Фитч. Он шкуру спустит с Нассмена, как только
начнется перерыв.
— Итак, дамы и господа, — продолжил судья.
Теперь, когда непредвиденная угроза обвинения в дискриминации миновала, голос
его стал вдруг резче, в нем послышалось требование без задержки двигаться
вперед. — Мы приступаем к формированию жюри присяжных, на это потребуется
время. Участие в процессе в качестве присяжного связано с определенными
физическими нагрузками, которые кому-то могут оказаться не под силу. Мы не
хотим пугать вас, но если вы не уверены, что можете выдержать, следует об этом
заявить. Начнем с первого ряда.
Когда Глория Лейн встала в проходе перед
первым рядом, человек лет шестидесяти поднял руку, потом встал и прошел через
вертящуюся дверцу барьера. Пристав провел его на свидетельское место и
отодвинул в сторону микрофон. Судья сдвинулся поближе к этому человеку и
склонился к нему так, чтобы тот мог шептать ему на ухо. Два адвоката — по
одному от каждой стороны — встали вплотную к свидетельскому месту и закрыли их
от взоров зрителей Судебный пристав примкнул к ним, после чего судья деликатно
спросил вышедшего мужчину, что у него за проблема.
У того оказалась грыжа позвоночника, о чем
свидетельствовала справка от врача. Мужчине было позволено покинуть зал, что он
и сделал весьма поспешно.
К полудню, когда Харкин уходил на обеденный
перерыв, уже тринадцать человек получили освобождение по медицинским
противопоказаниям. Все устали. В половине второго предстояло возобновить
процедуру и еще долго заниматься тем же самым.
Николас Истер вышел из суда один и, миновав
шесть кварталов, зашел в “Бургер Кинг”, где заказал сандвич-гигант и колу. Он
уселся в уголке возле окна, понаблюдал за носившимися на площадке для игр
детьми, просмотрел “Ю-эс-эй тудей” и начал медленно есть — у него было впереди
полтора часа.
Блондинка, с которой он познакомился в
торговом центре, на сей раз была не в обтягивающих джинсах, а в мешковатых
спортивных шортах, свободной майке и новеньких кроссовках “Найк”. Через плечо у
нее висела небольшая спортивная сумка. Проходя мимо его столика с подносом в
руках, она узнала его.
— Николас? — с деланным сомнением произнесла
она. Истер взглянул на девушку — кажется, они где-то встречались. Но имени он
не помнил.
— Вы меня не помните, — сказала она, мило
улыбнувшись. — Две недели назад я выбирала в вашем отделе...
— Да, помню, — подхватил он, мельком бросив
взгляд на ее красиво загорелые ноги. — Вы выбирали клавишный радиоприемник.
— Правильно. Зовут меня Аманда. Если не
ошибаюсь, я оставила вам свой телефон. Вы его потеряли?
— Не хотите ли присесть?
