– Да, в старом Клонзейде!
– Все понимаете, – сказал я с одобрением. – Пусть народ трудится, сэр Альбрехт, а мы, как два трутня, прогуляемся, подышим воздухом. Посмотрим, как идет загрузка в Маркус. А она идет?
– Неспешно, – сообщил он. – Даже нашим нужно привыкнуть. Многих все еще трясет, хотя и не показывают виду. Да и нужно занести продовольствие, фураж для скота.
Гвардейцы у выхода не повели глазом, мы спустились во двор по широким мраморным ступеням, идеально ровным и празднично сверкающим, Альбрехт неотступно шел рядом, я видел, как он чуть скосил глаза в сторону.
– Ваше Небесное Величество, а вы заметили, что куда бы ни шли, сзади пристраивается хвост придворных?
Я кивнул:
– Да, конечно.
– Не стоит ли, – поинтересовался он, – как-то упорядочить? А то они показывают остальным, что находятся в числе ваших… ну, как бы приближенных. А они в самом деле?
Я сказал с досадой:
– Все потом. Как-то отладим, выстроим. Сейчас империя вот-вот рухнет из-за нашей революцьенности, а вы о придворных тонкостях!
– Да это я намекаю, – сказал он живо, – что сами берут инициативу в свои руки. Вы их и не замечаете, а они показывают, что к вам очень близки!.. Обман.
– Пусть друг друга обманывают, – разрешил я. – Нам-то что?
Он пояснил:
– Я к тому, что, может, не революцьёнить?.. Пусть как было?
– Тогда мы здесь зачем? – спросил я. – Увидел зло – искореняй. Пусть даже весь мир рухнет!.. Хотя, конечно, что-то в этом не совсем то.
– Вот-вот!.. Уже продумали, что будет дальше?
– Нет, – отрубил я. – Но все равно пойдем с выпученными глазами вперед, как крокодилы, что не умеют пятиться.
С последней ступеньки я жестом велел подать нам коней. Бобик примчался первым, взглянул с укором, я сам ощутил со стыдом, что забываю о старом друге, с которым когда-то прошел столько трудных дорог.
– И я тебя люблю, – ответил я на его лизанье и виляние толстым задом, – даже очень… Больше, чем вон сэра Альбрехта!.. Вот разгребемся с делами… и будем бегать и прыгать по лесу.
Привели арбогастра, сэр Альбрехт взял повод из руки конюха и сам подвел мне, ненавязчиво напоминая, что я император и должен хотя бы на виду местных пользоваться услугами знатных лиц во имя престижа и ауры легитимности.
Ему подвели белого жеребца, красавца с роскошной длинной гривой и пышным расчесанным хвостом. Арбогастр покосился с ленивым презрением, сам черный, как блестящий уголь, даже копыта черные, рядом с таким белым и чистым смотрится настоящим страшилищем, хотя с виду тот же конь, только чуть крупнее, да еще в ярости глаза наливаются кровью, а из ноздрей вместо пара валит дым.
Как только Альбрехт поднялся в седло, я сказал вполголоса:
– Ну вот и временное решение проблемы. Никакого хвоста!
Он ехидно улыбнулся:
– Еще пара верховых прогулок, и вас будут ждать в колясках.
Бобик счастливо ринулся со двора в сторону главной аллеи. Я пустил арбогастра следом, Альбрехт кивнул вдогонку Адскому Псу.
– Сказали, куда собрались?
– Как-то понимает, – ответил я с неловкостью. – Боюсь, понимает даже больше, чем догадываюсь.
– И что, – спросил он, – не бывает стыдно?
– Он меня любит, – ответил я с укором. – И все прощает.
Он покрутил головой, промолчал, а наши кони бодро понесли нас, красиво цокая по каменным плитам, в сторону далеких ворот, сейчас пока скрытых деревьями.
Я все еще старался уложить в голове все противоречащие одна другой задачи в империи, не слишком обращал внимание на изящные скамейки по обе стороны аллеи, некоторые украшены цветами, дважды встретили даже альтанки, где можно предаться торопливому блуду, посматривая в щели, не приближается ли муж.
Справа и слева в небольших бассейнах статуи время от времени выстреливают вверх и в стороны струями фонтанов.
Альбрехт кивнул на массивный постамент, там всадник на вздыбленном коне простирает длань в красноречивом жесте, то ли здесь будет город заложен, то ли всех убить, а остальное разграбить и сжечь.
– Ваша Небесность…
– Ну?
– Не видите сходства?
Я скользнул равнодушным взглядом по фигуре седока.
– С конем или всадником? Мне в детстве наступили на чувство прекрасного. Да еще и потоптались.
– Жаль, – сказал он с огорчением. – Это великий Скагеррак Первый, основатель империи, величайший из всех правителей. Мне сразу сказали, что вы с ним точь-в-точь. Говорят, Великий Потрясатель Небес и Властелин Багровой Звезды – его нынешнее воплощение.
– Еще чего, – сказал я оскорбленно. – Я есмь первый и единственный! Не настолько еще пал, чтобы оказаться чьим-то воплощением!
Альбрехт ухмыльнулся:
– Но это добавляет легитимности.
Я запнулся, подумал, оглянулся на памятник.
– Что, правда похож?
– Если всмотреться, – ответил он уклончиво. – Думаю, мне сказали насчет сходства не случайно.
– Проверка на вшивость?
– Типа того, – согласился он. – Им приятнее знать, что вот явился старый Скагеррак в новом обличье. Тогда у них меньше повода для будущего бунта и вообще недовольства. А вам не все равно?
Я поморщился, но сказал уже примирительным тоном:
– Разговоры не пресекать, пусть ширятся. Но сам подтверждать такую дурь не буду. Пусть у нас будут и овцы целы, и волки сыты, а пастуха не жалко, другого наймем…
Он улыбался, но, судя по его виду, старался угадать, зачем я потащил его через весь исполинский сад, а затем и через огромный город, умело и красиво выстроенный в одном стиле, в сторону городских ворот.
По эту сторону ограды стоят на посту ярко одетые гвардейцы, все с алебардами, в кирасах и с манжетами на рукавах. Альбрехт крякнул и указал взглядом на белые чулки с манжетами на уровне колен, ноги в туфлях, что на солдатах смотрятся вообще несуразно.
Я сказал примирительно:
– Смотрите с позиции целесообразности, герцог. Где нет грязи по колено, там сапоги постепенно заменяют сперва полусапожками, потом башмаками вообще без голенища, а затем и вот такими штуками. Когда это плавно за сотню-другую лет, но и незаметно, когда что…
Услышав стук копыт, торопливо повернулись в нашу сторону. Бобик помчался к воротам, там прыгнули в обе стороны, но хоть не стали загораживаться алебардами, император не потерпит, а теперь уже понятно, что я император, хоть пока и ненастоящий…
Я отыскал взглядом Титуса, он с бледным, но по-прежнему суровым и решительным лицом хриплым голосом отдает приказы, выстраивает стражников то ли для салюта, то ли для парада перед властелином.
