За широкой рекой снова небольшие города и села, выстроены компактно, но ощущение такое, что совершенно не контактируют с жителями противоположного берега, дома все из бревен, крыши плоские, вместо плетней везде частоколы…
– Опускаемся, – велел я. – Высади нас вот у этого озера…
Бобик черной молнией выметнулся первым, еще не дожидаясь, когда трап коснется земли, арбогастр дождался, когда я поднимусь в седло, сошел красиво и величественно, помня о своем высоком происхождении.
– Вверх, – велел я Маркусу. – Подкормись пока в стратосфере…
Теплая волна окутала меня на миг, я уже научился разбираться в оттенках, Маркус сообщил, что и здесь он кормится точно так же, а я пристыженно промолчал, солнечные лучи, по большому счету, пронизывают Землю и насквозь, а Маркус вряд ли ограничивается тем скудным ассортиментом частиц, который знаю я.
Я смотрел на Маркуса, и на этот раз я вроде бы успел заметить движение этой исполинской горы багрового цвета, но вообще-то она просто исчезла, переместившись на сотни миль как-то по-другому, чем проламываясь сквозь атмосферу. Иначе ураган здесь повалил бы деревьев больше, чем Тунгусский метеорит.
Зайчик настобурчил уши, я похлопал по мраморно-гладкой черной шее.
– Что-то услышал?
Он переступил с ноги на ногу, фыркнул. Я отпустил повод, он пошел между деревьями легкой рысью, нагибая голову и как бы принюхиваясь к следам Бобика.
Далеко впереди послышался веселый гавк. Зайчик пошевелил ушами и, не дожидаясь команды, перешел в галоп.
– Зовет? – переспросил я. – Или дурачится?
Он покосился на меня с долей снисходительного презрения, все еще не отличаю одно слово Бобика от другого, как не стыдно?
– А чего стыдно? – возразил я. – Это тебя проверяю. Ты же как бы лошадь!
Он фыркнул, то ли с пренебрежением, то ли обиделся, ринулся по прямой в ту сторону, нарочито сбивая по дороге тоненькие стволы, чтобы я смешно поднял на седло ноги.
За группой березок на полянке Бобик носится вокруг скудно одетой женщины, она быстро поворачивается за ним и постоянно держит на прицеле туго натянутого лука с наложенной стрелой.
По виду миниатюрная, ниже меня на голову, а то и больше, худенькая, в короткой юбочке, волосы грязно-серого цвета собраны узлом на затылке.
Увидев меня на огромном черном коне, моментально развернулась в нашу сторону, теперь стрела нацелена в меня.
Я смотрел с сомнением. Женщина с луком – это да, красиво. Дескать, мужчина сильнее, пусть прет впереди, от макушки и до пят в тяжелых доспехах сокрушая мечом или топором, а бездоспешная женщина бьет издали из лука.
Но для того, чтобы стрелять из лука, руки нужно иметь не слабее, а то и помощнее, чем у мечемахателя. Мне приходилось пару раз видеть, как они качают руки, у них бицепсы толще, чем у меня бедро, а у этой девчушки просто соломинки.
Это не из декоративного лука посылать стрелу в мишень, та должна хотя бы пробивать незащищенное доспехами тело на достаточную глубину, чтобы убить или серьезно ранить. А на самом деле обычно тело закрыто хотя бы доспехами из кожи или свернутого вдвое-вчетверо полотна.
Но все по фигу, женщина с луком – так сексуально!.. Вообще-то если стрелять женщине, то из арбалета, но арбалет сам по себе штука тяжелая, сложный механизм, должен быть массивным и тяжелым, чтобы отдача не разрушила его самого после первого же выстрела и не сломала плечо стреляющему.
И чтоб натягивать стальную тетиву воротом, а не по-мужски, когда ногу в петлю, а руками тянешь к поясу, точь-в-точь усилие при становой тяге, когда берешь сто килограммов.
Все это моментально пролетело в голове, не зря же говорят, что скорость мысли быстрее скорости света, за это время присмотрелся к стреле, там кончик едва заметно горит синим огоньком.
Все понятно, никакого когнитивного диссонанса, слава богу, все в порядке.
Стрела с таким наконечником убивает, едва прикоснется к телу. Этой женщине достаточно попасть…
Я покинул седло и медленно двинулся к лучнице, держа руки раскинутыми в стороны.
– Дорогуша, твоя стрела только рассердит!..
Она крикнул звонким голосом:
– Хочешь проверить?
– Стреляй, – предложил я. – Когда вижу летящую в меня стрелу, то ловлю. А спиной поворачиваться не собираюсь. К тому же эта магия знакома.
Она крикнула:
– Такой защиты нет!
– Тебе в этой глуши просто не попадалась, – сообщил я. – А я как бы из другой глуши.
Она красивым жестом перебросила лук за спину, одновременно выхватывая из ножен короткий узкий меч. От этого движения лямка соскользнула с правого плеча, оголив белую торчащую грудь.
Я, глядя ей в глаза, именно в глаза, поинтересовался:
– А голые сиськи зачем? Ах да, вообще-то хороший маневр… вытаращу глаза и потеряю драгоценные секунды… Для хорошего удара достаточно.
Она прошипела зло и чуточку растерянно:
– Но ты, наверное, не мужчина.
– Мужчина, – ответил я миролюбиво, – но не дурной самэц. Я вообще-то сиськи уже видел…
В последний момент удержался от «…и получше твоих», этого ни одна женщина не простит, такое смывается только черной мужской кровью.
Не опуская меча, она словно в трансе другой рукой подняла лямку и закрыла грудь.
Я сказал доброжелательно:
– И меч опусти. Тебе со мной не справиться.
– Почему? – спросила она дерзко.
– Я сильнее, – напомнил я. – Смотри, ты мне и до подбородка не достанешь.
Она возразила:
– Я быстрее!
– Тоже неверно, – ответил я педантично. – У мужчин скорость выше. В наших телах процессы шибче, если понимаешь, о чем я. Впрочем, сам не понимаю, просто слышал где-то… Но если хочешь, ладно. Постараюсь не убить, но если в самом деле слишком быстрая, то… придется.
Она посмотрела на меня оценивающе, перевела взгляд на Бобика и на моего арбогастра.
– Такой конь и такой пес, – ответила она все еще с сомнением, – если не украл, хороши… ты в самом деле… ну, неплохой воин…
– А такому можно и подчиниться, – сказал я мирно. – Не роняя себя. Я в свою очередь обещаю тебя не бесчестить. В смысле, насиловать.
– Что-о?
– Обещаю не насиловать, – растолковал я. – Ты вообще-то не в моем вкусе. Предпочитаю блондинок. Говорят, дурнее и податливее. Потому у нас обычно красятся под блондинок.
Все еще настороженно рассматривая меня исподлобья, она медленно вложила клинок в ножны.
– Ты тоже не в моем вкусе, – сообщила она злобно.
– Тогда поладим, – сказал я. – Взаимная нелюбовь – лучшая платформа для плодотворного сотрудничества. Ты местная?
