С другой стороны, Маркус, выходит, абсолютно защищенная цитадель, что еще лучше и важнее.
Я сидел, погруженный в размышления, когда в мой как бы кабинет заглянул Умальд, поинтересовался с сочувствием:
– Сэр Ричард, все в порядке?..
– Да, – ответил я. – Как там?
– Народ собирается, – доложил он, – как вы и велели.
Я со вздохом поднялся.
– Народ ждать не должен. У нас народ особый.
Народ, в данном случае военачальники, от крупных до мелких, а также младшие командиры, собрался в большом зале, который то ли самый большой, то ли уже не самый, но все равно громадный.
Осталось немного места и для рядовых воинов, хотя у меня уже нет рядовых, всех возвел в рыцарство, но, конечно, это пока простые рыцари, безбаннерные, но все счастливо и с надеждами понимают: в таком беспримерном походе могут обрести как баннеры, так и нечто позначительнее.
Я красиво вошел в зал, под ногами что-то дернулось, я со страхом ощутил, как меня слегка приподняло и тут же под подошвами затихло.
– Друзья! – воскликнул я не своим голосом. – Соратники!.. Честно говоря, я сам не думал, что свершим эпохальное. В схватке с филигонами намеревались красиво погибнуть… и почти погибли, но Господь помог своим верным рыцарям, ибо! Да, верит в нас и кладет на нас и наши плечи большой такой долг. Да, могли бы жить-поживать и почивать на лаврах, но мы, воспламененные великой целью спасти и осчастливить мир, хочет он того или не хочет, пламенно и самоотверженно явились сюда нести добро и справедливость!.. Это наш долг. Мы установим добро и мир, даже если после нас камня на камне!.. Ибо правда выше всего и даже выше самой правды!..
Альбрехт покачал головой, в глазах укор и напоминание, что я совсем не Цицерон.
Я перевел дыхание и продолжил несколько более деловым голосом:
– Вы уже увидели, что за народ в империи Германа!.. В империи Скагеррака, куда прем в аллюре сто крестов, ожидается примерно нечто такое, хоть и другое, но похожее, пусть и непривычное, если смотреть сбоку. То есть совершенно другой народ! Особенно если сравнивать с нами, самыми лучшими и самыми правильными. Здесь все с другими взглядами, нравами и привычками. Живут намного богаче нас, но это не делает их лучше, запомните!.. На самом деле лучше мы. И не потому, что победили филигонов, а что у нас есть вера, честь, достоинство и доблесть… всего этого жители империи лишены!
Альбрехт кивнул, одобряет, видите ли, своего лорда, Норберт смотрит спокойно и бесстрастно, дело свое знает, а на лозунги и призывы давно не обращает внимания.
Зато Палант, Кенговейн и самые молодые командиры смотрят с великим восторгом, хотя вряд ли понимают, что несу, для них важнее уверенный голос, напор и властные жесты.
– Здесь города крупнее и богаче, – продолжал я жарко, – все богаче! Вы видели в империи Германа, там люди одеты так, что в глазах рябит от блесток и всяких золотых штучек. Даже стыдно смотреть, как одеваются мужчины!..
Из заднего ряда прогремел мощный голос сэра Растера:
– У нас только женщины разве что, да и то шлюхи…
– Вот-вот, – сказал я. – Однако вы должны и обязаны держаться, как люди более высокой культуры! Вам насрать на эти цветные тряпки и золотые кольца с бриллиантами!.. У нас Господь, у них его нет, и этим мы неизмеримо богаче их… Сэр Растер, вижу, как потираете руки, но должен напомнить, мы не завоеватели, а освободители.
Растер в горестном недоумении прогудел мощным голосом, от которого зарезонировали стены:
– А как же наше исконное право…
– Спасенных не насилуют, – пояснил я терпеливо.
– А… как тогда…
– Однако, – пояснил я, – знатные дамы будут сами на вас вешаться. Этих насилуйте, будут только рады. Обожают экзотику и грубое обращение настоящих мужчин, что остались разве что на Севере.
Митчелл, что редко далеко уходит от сэра Растера, сказал с сожалением:
– Жаль, грабить нельзя.
– Грабеж, – сказал я наставительно, – это признание, что мы беднее. На самом деле, повторяю для тугослышащих или плохо понимающих, мы неизмеримо богаче!.. С нами Бог, у нас вера и честь, чего нет у них. Потому никто не должен показывать, что завидует их бренному богатству.
– Богатство, – согласился с достоинством сэр Растер, – отнять легко, это нашу честь никто не отнимет!
Альбрехт уточнил:
– Ваш лорд рекомендует держаться так, чтобы никто не заподозрил, что завидуете. А завидовать будете. Это вы хотели сказать, сэр Ричард?
– Да, – подтвердил я с неудовольствием. – Не дайте им возможности хихикать за вашими спинами!
Глава 5
Судя по их лицам, это подействовало лучше, кто из мужчин позволит насмешки над собой, тем более чтобы хихикали побежденные? Ну пусть не побежденные, а спасенные, это без шуток, однако спасенным быть тоже как-то не совсем. Пусть не так унизительно, но сразу понятно, кто круче, а что для мужчины важнее?
Кенговейн проговорил с чувством:
– Они тоже понимают, что остались жить только по нашей милости.
Он с вопросом в глазах взглянул на своего сеньора, Альбрехт кивнул и сказал достаточно громко:
– Вообще-то что нам их серьги и кольца? Мы взяли всю империю Германа с ее золотыми рудниками, пещерами сокровищ, гротами с драгоценными камнями…
– И вообще все наше, – торопливо вставил Кенговейн.
– Все, – подтвердил Альбрехт. – А что остается им, то это по нашей милости. Если возжелаем, всех и здесь без штанов оставим… Сэр Ричард?
– Герцог прав, – сказал я громко и с надлежащим накалом, – действуйте безжалостно. Сейчас многие местные ударились в мародерство, грабежи, разбои, насилие, что и понятно, мы бы сами… гм… Таких рубить на месте! Никакой жалости, никакого снисхождения. Нельзя упускать удобный случай почистить генофонд. Человечеству нужны особи с устойчивой психикой, нам еще такое предстоит!
Альбрехт произнес с заметным неудовольствием:
– Сэр Ричард, страшно и подумать, что вы там видите.
– Прекрасный мир! – воскликнул я с чувством. – Но идти к нему по колено в крови. А часто и по пояс.
– Но мир, – спросил он громко, больше для слушающих, чем для себя, – прекрасный?
– Дивно прекрасный, – заверил я. – Потому спать придется с мечом в руке. За прекрасный мир дерутся чаще и злее… Все поняли?
Военачальники ответили нестройным ревом, что да, щадить не будут, да и чего щадить, не наше.
– Сперва захватываем столицу, – сказал я. – Дело привычное, верно?.. Особенно здесь, на Юге. Только в императорский дворец не входить. Никому.
Альбрехт насторожился, спросил за всех:
– Ваше величество?
Я пояснил:
