Кай слушал вполуха. Несъедобная зелень его мало интересовала. Зато манило другое. Городской шум за стеной. Летательные аппараты в небе. Далекие звезды. Он чувствовал себя чужим здесь, несмотря на все блага цивилизации, доступные теперь. Протурбийцы, приходившие в дом лекаря, поглядывали на мальчика как на диковинную зверушку, а ему хотелось оказаться среди своих, таких же, как он, людей. Почему-то казалось, что с ними жить было бы проще…
Как-то раз Кай вышел погулять и застал в саду Цхалу. Она тоже копалась в грядке, совсем как отец, и заулыбалась при виде мальчика. Он же испытывал к ней затаенную неприязнь. Каю не нравилось ее любопытство. Не нравилось, что она совала нос в его комнату и нашла самое дорогое – его припасы. Что не ушла, когда Айшас заставил его плакать на массажном столе, и видела слабым. Постоянно следила за ним, как надзиратель из каменоломен, а уж противнее их никого не было!
На шее у девчонки висел зеленый камень на цепочке. У Кая загорелись глаза: настоящее сокровище! Он подскочил, рывком сорвал с протурбийки украшение. Она охнула, болотного цвета глаза наполнились слезами. Кай еще крепче стиснул в кулаке добычу и погрозил ей, мол, полезешь – не отдам. Цхала заплакала, тогда он убежал обратно в дом и спрятал находку подальше.
Вечером он ожидал, что гневный отец придет заступаться за обиженную дочь. Но ужин, на котором Кай уже сидел за столом наравне с остальными домочадцами, прошел как обычно. Тогда мальчик догадался, что протурбийка никому не наябедничала о его поступке. В каменоломне бы ее засмеяли, а то и вообще заклевали бы за то, что не может постоять за себя. Кай был уверен, что поступил правильно, воспользовался правом сильного и завоевал добычу.
Но ночью ему не спалось. Даже поход за едой не утешил. Что-то настойчиво зудело внутри, не давало покоя, мешало закрыть глаза и отдыхать. С каждым часом становилось все хуже. Утром Кай окончательно извелся. Он едва дождался момента, когда протурбийка выйдет из комнаты, вихрем налетел на нее, сунул обратно в руку камень с цепочкой и опять скрылся.
На обеде они оба старательно прятали друг от друга глаза.
Вечером, когда Кай, по обыкновению, шел перекусить на сон грядущий, оказалось, что Цхала подкараулила его. Она напала на него сзади, обхватила его только-только обрастающие легким мясцом бока и стиснула что есть сил, уперевшись острым подбородком между лопаток.
– Отстань! Отпусти! – Кай завертелся волчком, пытаясь сбросить с себя девчонку, но она прилипла намертво, как пиявка. – Что ты делаешь?
– Я наполняю тебя любовью, – выдавила Цхала, не разжимая рук, – папа сказал, что я должна заметить момент, когда пора это делать. Я заметила, что пора.
– Да какой любовью?! – завопил Кай. – Пусти, дура!
– Не пущу! – закричала она в ответ. – Не пущу! Я тебя лечу! Терпи!
– Что здесь происходит, дети?! – прогремел голос Айшаса.
Цхала наконец отлипла от Кая и отошла в сторонку, виновато потупившись.
– Я спросил, что здесь происходит? – Протурбиец перевел взгляд с дочери на мальчика. – Цхала! Я же говорил не трогать его и не подходить!
– Я его лечила, папа!
– Лечить нельзя силой, ты все испортишь!
– Но ты лечил силой его спину!
– То была телесная болезнь. Я говорю о другом! Разве я такому тебя учил?!
Кай покосился на протурбийку, которая опустила голову и шмыгала носом, пока отец ее ругал. У него снова закололо внутри. Так неприятно, что захотелось рукой потереть.
– Мы играли, – с неохотой проворчал он.
– Что?! – Протурбиец прислушался, так как произношение у Кая считалось плохим.
– Мы. Играли, – повторил тот, старательно выговаривая слова. – Игра такая.
Цхала в изумлении подняла на него заплаканные глаза.
– Играли, значит, – усмехнулся ее отец. Он ухватил дочь за плечо, подтянул к себе, прижал и потрепал с нежностью. – А ты заметила, да? Глазастая. А я и не заметил…
– Да… заметила, что пора… – прошептала девочка, поглядывая на Кая из-под отцовской руки.
– Играли… – снова повторил Айшас, покачал головой и увел дочь, оставив недоумевающего Кая одного.
С тех пор между мальчиком и протурбийкой установилось молчаливое перемирие. Он старался больше не нарываться на ее «лечение», а она стала необыкновенно тихой и застенчивой в его присутствии. Только через много дней они снова столкнулись в саду. На этот раз Цхала уже плакала, когда Кай туда пришел. Он осторожно подкрался к ее вздрагивающей спине и заглянул через плечо.
В руках у протурбийки был мохнатый зверек. Далекий от врачевания Кай и то понял, что перед ним не жилец, по угасающему взгляду крохотных черных глазок, оторванной задней лапе и кровавому пятну на животе.
– Его кто-то покусал… – всхлипнула девочка, когда заметила Кая, и доверчиво протянула ему на ладонях зверушку, – он через забор перелез и к нам упал… бедненький…
Неожиданно Кай ощутил ее боль как свою собственную. Это чувство так внезапно накрыло его, что он не придумал ничего лучше, чем поступить так, как сделал бы, чтобы унять свою боль. Выхватил пушистый комок из рук Цхалы, поджал губы и стиснул в кулаке маленькую голову, собираясь одним движением ее открутить.
Это был акт милосердия, Кай не вкладывал в свои намерения ничего плохого. Он много раз видел медленную агонию замерзающих людей и понимал, как будет лучше. Но протурбийка вдруг завопила от ужаса и расцарапала ему руки, отбирая животное.
– Ты схур! Схур! – кричала она. – Зачем ты его убиваешь! Я его вылечу!
– Он же почти мертвый… – растерялся Кай, – спроси у отца…
– Ты тоже был почти мертвый, когда мы тебя нашли! – набросилась протурбийка, захлебываясь слезами. – Но тебя же мы не убили! Чем ты лучше его?!
Кай промолчал. Он действительно не чувствовал себя ничем лучше полудохлой зверушки и в тот момент внезапно понял, что ею и являлся для Айшаса и его дочери. Просто зверушкой, на которой практиковались в лечении. Кай поднялся и пошел обратно в дом.
– Схур! – продолжала кричать ему вслед девочка.
– Дура! – стиснул кулаки он.
Весь вечер из комнаты, где Айшас принимал пациентов, доносились рыдания Цхалы и встревоженный голос ее отца. Кай скрипел зубами и не понимал, почему протурбиец такой глупый, что не замечает очевидного.
Зверька похоронили в саду следующим утром.
Прошло время, и тот случай забылся. Для Цхалы, но не для Кая. Он вдруг переосмыслил слова ее отца, сказанные им когда-то. Схур из него никуда не денется. Его можно только тщательно спрятать.
В четырнадцать Каю казалось, что он овладел этим искусством в совершенстве. Ради Цхалы, у которой в очередной раз изменилось поведение, появились загадочные взгляды и полуулыбки. По ночам она часто вытаскивала Кая в сад посмотреть на звезды.
