Коля-Толя молчал. Классовая ненависть, в кругу семьи?
– …Так угощай гостей! – неожиданно радушно продолжил батя.
Я мог бы сказать, что Коля-Толя, безусловно, наторговал кое-что… но все это ушло на нас, на наше спасение. Мы переглянулись с Федей. Он крякнул. Кто ж нам поверит, глядя на нас? Рванина рваниной!
Вдруг подул легкий ветерок, и откуда-то сверху, с макушки тополя с отпиленными ветками, что-то полетело… розовое… зеленое… Листья? Нет, не похоже… Летели зигзагами, но уж больно заковыристыми… влетели в окно… Деньги! Вместе с мухами, однако, вернулись к нам! Что истратили – то и заработали!
Родители восхищенно переглядывались: добытчик! – а Коля-Толя, главный казначей лосиной ноги, наоборот, вел себя хмуро: деловито сгреб деньги, вместе с мухами сунул за пазуху. Помедлив, как оно и положено, вынул одну ассигнацию, протянул отцу.
– Распорядись, батя!
– Ну а ты? Сбегай тогда! – гневно скомандовал отец другому брату, Толе-Коле, раскинувшему тапочки по дивану.
– Да пожалей ты его! – запричитала Клавдея Петровна. – Пусть отдохнет!
– «Отдыхал» уже – хватит! – Батя вспылил. Все сейчас рухнет?
– Я сгоняю! – поднялся я. В дверях я переглянулся с Никитой: – А давай считать все это большой удачей?
– А давай!
– Маша! Пробей молодого человека! – в подвальном магазине, пронзенном лучом, крикнула продавщица.
И Маша пробила меня.
…Ночью, на кухне, через сорок лет, я пишу это и жадно пью воду: жажда мучает прям как тогда! Рядом вожделел кактус… напоил и его!
…Когда я вернулся, братанов, а также Никиты, на месте не было. Не утерпели!
Федя и Алексей Иваныч степенно играли в шахматы.
– Городски-и цви-ты! Городски-и цви-ты! – пели Клавдея Петровна и Люда.
Игорек тоненько подпевал.
