Не только евреев тянет поселиться здесь: мы останавливаемся у большого францисканского монастыря, где живут монахи-французы. За оградою – райский сад. Рядом с входной аркой – уютный темноватый магазинчик, где монахи продают свое вино и добродушно дают пробовать: веселый худой старик в рясе с капюшоном протягивает каждому из нас по стаканчику того вина, которое мы указываем. Полумрак озаряется вспышкой – монах кидает лукавый взгляд: фотографировать здесь нельзя… но взгляд его добр, лукав – он понимает людские слабости.
Как следует затарившись, мы идем к выходу. У дверей, уже ярко освещенный солнцем, – ларек с какими-то неумелыми поделками. Можно купить?
– «Игрушки, сделанные детьми террористов», – переводит Катя надпись.
– …Как? Может быть, игрушки детей жертв террористов?
– Нет, именно детей террористов, – терпеливо объясняет нам Катя, – родители их наказаны или погибли, а дети отданы в специальный приют, где о них заботятся…
Трудно сразу понять здешнюю жизнь!
Вдоль дороги мелькают не только уютные городки и ухоженные поля и сады: вот за окном проплывает неуютный пустырь, потом – нескладные строения, слепленные из чего попало – листов жести, рубероида, фанеры. Впрочем, попадаются и домики поаккуратней, но все равно бедные, печальные. Да, не все гладко на Земле обетованной!
– Это бедуины живут, – поясняет Катя. Мы грустно молчим. – Да, – добавляет Катя, – вот так бы выглядела вся эта земля, если бы мы сюда не пришли и не основали Израиль.
С ее словами приходится согласиться: кончаются поселения бедуинов, и идет израильский поселок – аккуратные домики в цветах и деревьях.
– В Израиле сейчас самые высокие урожаи, – продолжает Катя. – И, например, наши особенные израильские помидоры обожает весь мир!
– Прекратите свою сионистскую пропаганду! – говорит насмешливый Толя Найман. – У вас какой-то ура-патриотизм!
– Но так настроено большинство здесь! – гордо говорит Катя.
Все же жестокая пустыня постепенно берет свое – зелени все меньше, бурые, безлесые выжженные горы окружают нас.
– Подъезжаем к Мертвому морю, – объясняет Катя эту перемену ландшафта. – Вот здесь, – показывает она на выжженный склон, – знаменитые Кумранские пещеры, где в кувшинах были найдены самые древние свитки Библии.
И вот – засверкало на дне долины узкое Мертвое море.
– Холмы за ним – это уже Иордания, – говорит Катя. – Вообще, англичане, уходя отсюда, поступали с границами и государствами как им взбредет в голову. Почему-то объявили эти земли иорданскими, хотя объяснить это довольно трудно! – довольно воинственно произносит она.
Толя Найман опять усмехается: мол, вы бы, конечно, хотели, чтобы все было по-вашему.
Щурясь, вглядываемся в блеск Мертвого моря. Ни одного домика по берегам. Только видны в плоской воде без волн узкие насыпные дамбы, почти достигающие иорданского берега.
– Что это? – спрашивает Люся Улицкая.
Катя улыбается, довольная. Чувствуется, что вопрос ей по душе.
– Евреи – это такие люди, – снова начинает свою апологетику Катя. – Они не хотят работать! Вернее, они стараются придумать, как облегчить свой труд, а заодно сделать его продуктивней. Так что они придумали? Как только они поняли, что соли Мертвого моря приносят доход, годятся для косметики, они тут же придумали эти дамбы! Специальные машины по ним ездят и берут соль. А евреи отдыхают!
Да, у нас редко встретишь такую неустанную преданность своему народу. Даже завидно.
Два дня красивой жизни в шикарном отеле на Мертвом море укрепили наши силы.
Купание в бассейне отеля с водой Мертвого моря, а потом даже и в самом Мертвом море не забудется никогда. Какое-то удивительное, космическое впечатление – тело твое становится неуправляемым, ноги поднимаются, голова тонет – не зря и в бассейне, и в самом море – специальные поручни: нужно придерживаться за них, чтобы не хлебнуть, упаси боже, «мертвой воды» – потом не откашляешься. Впрочем, вера в силу «живой воды» Мертвого моря здесь огромна: привозят в инвалидных креслах людей, почти безнадежных. Неподвижно они сидят в каких-то сложных креслах-устройствах с какими-то штурвалами, штангами, противовесами, и только ноздри чуть шевелятся, вдыхая волшебные испарения. Потом вдруг открывают глаза, говорят и даже улыбаются… «Воскрешение Лазаря»?
Взбодрились и мы – особенно те, кто прошел довольно страшную с виду процедуру обертывания целебной грязью.
Одна из поездок – в ближний кибуц. Едем вдоль бурых, безжизненных скал, поднимаемся в узкое, сухое, осыпающееся ущелье.
Шлагбаум. За ним – буйная тропическая зелень. Озирая сухие скаты вокруг, понимаешь – зелень не сама здесь выросла.
Нас встречает худой, интеллигентный человек в очках.
– Элия, – представляется он.
Дальше идет удивительный рассказ о его жизни – удивительный, впрочем, лишь для нас, а не для тех, кто тут живет: кибуц – вообще заведение необычное. Наш гид, он же один из руководителей кибуца, служит, оказывается, в Министерстве иностранных дел, в должности довольно крупной – но живет уже много лет здесь, в кибуце, каждый день ездит в Иерусалим и обратно. «Не так-то это близко!» – вспоминаем мы наш путь. Далее идет вещь еще более удивительная: всю свою зарплату, надо думать, немалую, он отдает в кибуц. Вспоминаешь, что Израиль начинался как государство социалистическое: все на труд, все на войну, все общее. Реализовалось ли? Евреи преданы своим идеям как никто и на полпути не останавливаются.
– Конечно, есть у нас в кибуце и паразиты, – вздыхает Элия. – Все люди разные.
Но все-таки – удалось! В пустыне, где ближайший источник – известный еще с библейских времен небольшой водопад в горах, люди решили вырастить райский (ботанический) сад.
– Несколько сот видов деревьев и растений! – говорит Элия.
Мы идем по извилистой аллее.
– Вот это дерево – баньян… сплетено из множества стволов. А это, может быть, догадаетесь?.. Баобаб!
Светлый ствол занимает всю лужайку.
– А это писателям должно быть знакомо и близко.
Элия говорит на иврите, Катя переводит, но кажется, что он говорит по-нашему, так близка нам эта интонация, горьковато-насмешливая.
– Догадались?.. Анчар! – говорит Элия.
Катя переводит.
Вспоминаем: «В пустыне чахлой и скупой, на почве, зноем раскаленной…»
Неужели Пушкина знают и тут? Здешнее дерево с «русской» прививкой. Небольшой куст с крупными листьями. У анчара, конечно, дружно фотографируемся. Всё же все мы – от ствола русской литературы и, стало быть, от «Анчара».
Потом мы наблюдаем зоопарк, где звери, а особенно почему-то черепахи, ведут себя предосудительно – размножаются на глазах!
– Тут еще леопард к нам забегает, – усмехается Элия. – Вот эта сетка, огораживающая кибуц, – исключительно от него.
