…С окровавленной (к тому же отвергнутой в Москве) диссертацией он домой, конечно же, не пошел. Понял, что погиб окончательно. Поехали на родной завод и уединились с ним в катере. И ждали, пока жены наши уедут на кинофестиваль. Не зря говорят, что искусство спасает! А до того Никита даже высовываться боялся. И когда убыли наши жены (по непроверенным данным) – мы выплыли наконец с нашей верфи, расположенной в устье Невы, аккурат где впадает в нее Фонтанка. Свернули на Фонтанку – и тут Никита вдруг, с трудом отлепив лосятину от диссертации, диссертацию в воду швырнул!.. Эх, по-другому надо было сделать, если по уму, – выкинуть ногу, а диссертацию, наоборот, оставить! Но кто же знал, что это за нога и куда приведет? А Никитушка – он такой. Всегда – четко и безошибочно! – выберет худший путь. И с него не сойдет! Бурно наше «свободное плавание» началось. Но Никита, похоже, ни на какие компромиссы не согласен идти: только гибель! Безоговорочно! Справлюсь ли с ним?
Помню, как уплывала от нас его диссертация, шевеля страницами-крылышками, оставляя кровавый след. Рыбки поклевывали ее, умнея на глазах. Диссертация все отставала от катера – рыбки своими ротиками тормозили ее. Мы как раз проплывали ту часть Фонтанки, у заводов и верфей близ залива, где раньше, в доме адмирала Клокачева, Пушкин после лицея жил. И Никитина диссертация в нежных рыбьих губках почему-то напомнила мне озорную поэму Пушкина «Царь Никита и его дочери». Но сказать о том я не решился – а вдруг еще зазнается? Этого только не хватало!
А ужас между тем нарастал. Перекрыть ужас кошмаром – любимый Никитушкин стиль. Когда приплыли мы к нему, на канал Грибоедова, и заночевали – в первую же ночь, как Пиковая дама, шаровая молния ему явилась, тема его диссертации. Спали у него – и вдруг он вскочил, как ужаленный, и, отгораживаясь ладонями, завопил: «Нет! Нет!» Воплями «выдул» ее в форточку… Когда во второй раз она появилась – я даже глаз не открыл… Хватит! Никита с его темпераментом для масштабных трагедий рожден, а я должен беречь свои скромные силы. В промежутках между визитами молнии он выбегал еще катер смотреть у набережной: не украли ли? Ночь так что бурная была. И сейчас, в покое и тишине, на солнышке, на корме, потянуло в сон. Имею я право? Пока Никитушки нет? Пока он расходует на Сенной излишки своего темперамента, восстановим немного свой.
…Перво-наперво надо будет ему присоветовать ногу съесть. Разорвать причинно-следственную цепочку, что к трагедии привела. Ведь если бы не лосятина, вернулся бы Никита с поруганной диссертацией к Ирке, и та, слегка пометелив, простила бы его. Но с окровавленной диссертацией – это уж чересчур. Пришлось ее утопить. В смысле, диссертацию. А если бы не была она в реке, а лежала в шкафчике, то и шаровуха – тема диссертации – глядишь, отдыхала бы меж страниц в виде изысканных формул, а так выскочила, как мокрая кошка! И ее можно понять. Надо было еще в поезде мясо съесть. Соседей угостить. Пусть даже насильно! А то, чувствую уже, завелись в катере лосиные мухи, бегают по губам, мешают дремать. Неоднократно про них читал, и вот явились, кусают, явно намекая на то, что по вкусовым качествам я не уступаю лосю. Становятся людоедами. Вот финал! Не было еще такого ужаса (попавшего в наше поле зрения), который бы Никитушка не реализовал. И, к несчастью, еще не финиш! Финиш впереди. А пока вздремнем, если сможем, после бессонной ночи. Плещется вода…
Проснулся я от грохота на палубе. Ошарашенно вскочил, глянул: Никита исполнял на корме дробную чечетку. Да, сильно он за это время продвинулся по социальной лестнице вниз: мятый, всклокоченный! Ну что ж, на Сенной искони стоят «Вяземские казармы» для бродяг, и фиолетоволицые «вяземские кадеты» давно уже облюбовали эти места. Мимикрировал! И как успешно! Я глянул: солнце стояло в зените. Похоже, сегодня будет длинный день.
– Я – свободно плавающий гусь! – заорал Никита, вскинув руки к солнцу.
Да. Хорошо он отметил начавшуюся свободу! А меня не взял. Другие теперь у него друзья. Как раз один такой сидел на ступеньках спуска – видно, Никита решил всегда его иметь под рукой как образец для подражания. Даже для этих мест, я бы сказал, тип слишком колоритный. Какая-то несимметричная голова: левая половина лысая, с какими-то чахлыми кустиками, лицо какое-то синеватое, как утрамбованный снег, глаз тусклый, неживой. Правая сторона почти нормальная, пробиваются даже однобокие усики, надо лбом – ежик, глаз хитрый и наглый. Двуликий Янус какой-то! Одет, впрочем, тоже неоднозначно: на ногах опорки без шнурков и носков, видна грязная кожа, мятые брючки (тут тоже есть асимметрия – к одному колену прилип окурок, к другому – нет), пиджак жеваный, зато под ним сияет фиолетовая, хоть и мятая, но, видимо, шелковая футболка с вышитой на ней надписью: «Шанель № 5». Что ж, ему не откажешь в некоторой изысканности. Достойный идеал выбрал Никита для себя.
Может, нам дать, пока не поздно, задний ход, отменить наше «свободное плавание», снова наглухо «засекретиться» на своем предприятии? А то как-то больно бурно рассекречивание наше пошло.
Но Никиту не остановишь уже. Посмотрел осоловело на меня, уловил, видимо, некоторые сомнения в моих очах, набычился.
– Вот, – на пришельца кивнул, – все нам сделает!
Отрицая какую-либо критику в свой адрес, глянул на меня уже злобно: вот, мол, пока ты тут отдыхал, я столько уже наворотил! Как оказалось – немало. «Что же этот тип для нас сделает?» – тогда я еще не знал этого. Если бы знал!
Подробнее оглядев его, я опять вздрогнул. Руки он держал на коленях, в правой руке висела до блеска потертая матерчатая авоська, между пальцами наколоты буквы – это-то и испугало меня: на одной руке было выколото – КОЛЯ, на другой – ТОЛЯ. Как это понимать? Но Никиту, видать, это не смущало. Пер на рожон.
– Давай!
Он протянул пришельцу руку, и тот прыгнул на борт. Похоже, новая фаза пошла.
– Ну так чего он сделает-то? – Я пытался все же взять ситуацию под контроль.
– Все! – повторил Никита упрямо.
Вблизи гость тоже не слишком выигрышно гляделся. Что «все» он сделает? Он хотя бы для себя «что-то» сделал! Отнюдь не цветущ! Но глядел нагло, особенно правый глаз. Видно, оценивал мою силу и влияние на борту. Оценил невысоко.
– Мы с тобой вроде договаривались, а не с этим? – он повернулся к Никитушке ликом, ко мне спиной.
Хочет, похоже, нас поссорить, вбить клин? И это, судя по всему, удается! Сойти, что ль, на берег? И оставить друга? Нет.
– Лосятину обещал купить! – указывая на гостя, воскликнул Никита, радуясь, что не совсем еще пропил память, более того, проявил деловую хватку.
Лосятину – это хорошо! Эта зловещая лосятина чуть уже не погубила нас.
– Показывай! – буркнул Коля-Толя.
Раскомандовался тут!
Мы полезли в трюм. Я вместе с ними, взяв всю свою волю в кулак, стараясь не упустить ситуацию из-под контроля. Никитушка оторвал мясо от внутренней обшивки… Клейкий лось! После диссертации не видели его. Кусок солидный – вся нога. Правая или левая? Несущественно! Тучей взлетели мухи в косом солнечном луче.
