– Надо валить! – произнес Никита вполголоса.
– Бурлаков, что ли, нанять? – предложил я.
И Коля-Толя впервые оценил мой ум.
– Легко! – Коля-Толя указал грязным пальцем на своих приятелей. – За ящик гара-еры вас хоть в Англию оттащат!
Почему он сказал «вас», а не «нас»? Линяет, что ли?
– А подшипник, что ли, в Англии будем брать? – поинтересовался я.
– Давайте… горючее закупайте! – скомандовал он.
– Какое горючее? – сказал я. – Подшипника нет.
– Вот. – Коля величественно указал на пеструю толпу товарищей. – Теперь это ваш «перпетуум мобиле».
– Нобелевку получим! – Никита вдруг дико захохотал.
Связь с реальностью, похоже, лежит лишь на мне.
– Какое горючее? Гара-еры? Так оно наше и так.
– Ты его купил? – надменно произнес Коля-Толя.
Да. На дорогое «горючее» мы перешли!
– По-моему, нас вокруг пальца обводят, – пробормотал я.
– А, ладно! – Никита махнул рукой. – Трудно, что ли, вокруг пальца обойти, если это надо для дела? Сколько? – доверчиво протянул Коле-Толе кошелек.
Тот взял у него портмоне, поковырявшись, сколько-то вынул, а портмоне вернул, чем, надо сказать, изумил меня. Неоднозначен наш человек! Потом достал из обоймы бутылку гара-еры, протянул товарищам.
– Это вам на первый этап.
Пойдем по этапам.
– Поняли, шеф!
Коля-Толя размотал чалку – довольно длинный причальный конец, и тот самый тип с шишковатым лицом, который отказывался ловить веревку, когда мы терпели тут бедствие, теперь жадно ее поймал. Потащат?
А пока – каждый из них по очереди присосался к бутылке.
– Ну а вы чего стоите? Вам не останется! – равнодушно проговорил Коля-Толя.
– Так что? Нам тоже тащить? – опешил Никита.
– Ну а то?! – удивился «работодатель». – Катер-то ваш!
Да. Нелегко разобраться в извивах нынешней экономики… мы сами же и оплачиваем свой труд? Как-то слишком стремительно мы вплыли в рыночные отношения!
Никита, впрочем, анализировать ситуацию не стал (это его и губит!) мгновенно прыгнул на берег, вырвал у бомжа бутылку и жадно присосался сам. Похоже, подобное развитие событий его устраивает. Должен сказать, что и мне этот «отдых на воде» нравился – особенно после подводной лодки, железной тюрьмы, которой мы отдали лучшие годы.
– А ты чего стоишь? Пошли! – скомандовал я Коле-Толе. – Нам каждая лошадиная сила важна!
– Я вам не лошадь! – гордо Коля-Толя ответил. – Я за рулем! Знаю фарватер тут, слава богу!
Как быстро перевернулась наша жизнь. Раньше партия была наш рулевой, теперь – этот… «трудящийся»! Бурлаки выстроились.
– Взяли-и! – завопил Коля-Толя.
Мы потянули сообща.
– Пошла-а! – радостно завопил наш рулевой.
Было впечатление – тащим мы с Никитой: впереди нас канат как-то провисал. Да, далеко мы так не уйдем!.. Но далеко и не надо.
Солнце уже село на крыши. Было, в общем, неплохо! У каждого моста мы делали привал, снова угощали себя, ну и наших коллег, разумеется, бутылочкой гара-еры. Вкусная вещь! Жалко, что раньше не знал. Полжизни выкинул. Под мостом, таща катер, смело шли вброд. Прелестные названия тут! Читаю словно впервые: Сенной мост, Кокушкин (где «Александр Сергеич Пушкин с мосье Онегиным стоит»), Вознесенский, Большой Подьяческий, Львиный… когда-то давным-давно, в другой, кажется, жизни, мы проплывали под похожим мостом, с крылатыми львами… Но тот мост, кажется, назывался Банковский? Как это было давно!
С каждого «привала», после гара-еры, мы поднимались все менее охотно – у Харламова моста мы залегли надолго. Никитушка вольно раскинулся у корней тополя, ворот расстегнут, сияют глаза. Теплое солнце плавится в воде.
– А ты знаешь, я давно мечтал так отдохнуть! – произнес Никита.
– Ты знаешь, я тоже, – ответил я.
3
Следующий привал оказался последним. Чего и следовало ожидать. Наши силы тоже не бесконечны. Ящик гара-еры!
Никита плакал, и я знал почему. Вон там, в комнате за витым балконом, затемненной ветками тополей, он был счастлив, отдыхал от жены, от бессмысленного антиквариата. Вольготно раскидывался на драной тахте, вздыхал радостно, закуривал «Беломор». Мать его, репрессированная аристократка, тоже дымила нещадно. Беседовали, небрежно переходя с английского на французский, с французского на немецкий… С кем теперь сможет Никита так говорить? Тут скоро даже английский забудешь! Чтоб не мешать им, я выходил на балкон. Меня они тоже любили. Вера Владимировна понимала, что я стою как щит между Никитою и его женой – и при этом стараюсь сделать так, чтобы они не расходились. Ирка столько для Никиты делала!.. что трудно перенести.
Был у нас с Никитой загул. Но не такой. Чисто сухопутный. С дикцией у нас были нелады. «Скжт пжст гд зд пвн лрк». Попробуйте понять, что это означает всего лишь: «Скажите, пожалуйста, где здесь пивной ларек?» Но несмотря на дикцию, а точней, на отсутствие ее, Никита то и дело маме звонил. «Мама!.. докушивай шпроты!» В самом начале загула мы зашли к ней и оставили вскрытые шпроты. Взяли по рыбке – и ушли. Оказалось – навсегда… с ее точки зрения. Никита ей снова и снова звонил про шпроты – но она вдруг перестала трубку брать. И когда добрались досюда и вошли в комнату – она уже умерла. На ковре лежала, с трубкой в руке. Видно, Ирку уговаривала Никиту простить.
Мамы тут нет теперь его. И комнату прозевали. Конечно, Ирка могла бы ее купить – но тут ей как раз предложили новую вазу. Опять был загул. Я, правда, лишь имитировал его. Но довольно добросовестно: с почечной коликой в больницу загремел. Поплачу вместе с Никитой: моя мама тоже умерла. «Мама приехала!» – стоило мне это сказать, и все бессмысленные дела отступали. Мама спасала меня. «Мама приехала!» Прости – потом я это уже говорил, когда ты не могла приехать, но спасала все равно. «Мама приехала!» Теперь больше нет у меня этой защиты. Обороняюсь сам.
Бурлаки – и мы в их числе – валялись в пышном тополином пуху. Канал тут делает свой очередной изгиб, оставляя под тополями круглую полянку, окаймленную речной оградой. За тополями – скукоженный домик, бывший ампир. А здесь – столики, стулья стоят. По случаю первого теплого вечера все коммуналки вылезли сюда – улучшили жилищные условия. Прихлебывают чай. В майках, домашних тапочках. Совсем тут домашний канал. Тихая Коломна.
Коля-Толя пришвартовал наш катер, повернулся к нам:
– Ну чего? Нравится тут?
– А тебе-то что? – спросил Никита враждебно.
– Так живу ж я здесь! – сказал Коля-Толя.
Вот это да.
Подвел к нам усатого старичка в выпуклых очках.
