– Э! – я одернул сам себя, «выдернул» из задумчивости. Где это мы плывем? Что это перед нами? Крепость на скале. Сколько же я пропадал в счастливом прошлом? Неужто знаменитый Орешек, легендарный Шлиссельбург хочет сообщить мне, что мы прошли всю Неву от устья до истока и сейчас подходим к началу ее – светлой Ладоге? Когда же мы прошли всю Неву, все ее брюхо, свисающее книзу, на юг, и лишь потом закругляющееся к северу… Уткина заводь, Новосаратовка, Дубровка… Теплобетонная? Где они? Неужели я так удачно задумался, что сразу – Шлиссельбург? Похоже, срезая петлю, большую часть дороги мы проделали напрямик, по земле. Состояние позволяло: я тоже пару раз «черта» хлебнул. И вот – о чудо! Чую за крепостью простор, ветер, свободу!
– Ур-ра! – я закричал.
…Что не пробудило, кстати, моих спутников. К счастью для них. Уж лучше пусть все мне одному – ситуация оказалась нелегкой! Снизу вдруг громко стукнуло, высоко нас подбросило… Ништяк! В экстазе я вылетел аж на Шереметьевскую отмель, сплошь усеянную каменными лбами. Лишь у самого берега тесным строем крадутся корабли да кричат что-то, размахивая руками, рыбаки. Думаю – это мне, и можно себе представить – что!
Бац. Мы снова «взлетели» на подводном валуне! Может быть, со времен Петра тут не видали такого? Водное родео! Раз в триста лет!
«Бревна», стуча головами, катались в каюте. Ладно уж, пожалеем их. Осторожно стал красться к берегу, угадывая камни по кипению над ними мелких пузырьков. «Конь» подпрыгнул задом. Это уже нечестно – этого камня не было. Катер взбесился? Это немудрено. Ближе к Ладоге дуло свирепей – ветер возле антенны на рубке свистел, антенна прыгала, как удилище. Наконец-то фарватер… кажется – без камней. От ветра я спрятался за самоходной баржей. Главное – не отстать. И – даже жарко стало, без ветра. И тихо. Отдохнем? Как же! В тихой «тени» баржи я вывел катер в Ладогу, держался, как мог, но баржа стала уходить, я остался один – и тут вдарило! Вынырнув из огромной, холодной, прозрачной волны (солнце садилось), я обнаружил себя на палубе (а долгое время не было ее) и, что характерно, вцепившимся в штурвал. Рулим! Я в восторге заорал. Но надо соображать, пока для этого есть еще время. Второй солнечный вал поднимается вдали медленно, не спеша, но будет, пожалуй, покруче первого. Я стал быстро разворачиваться. Не подставить бы борт. «Бревна» гулко перекатились – и, пожалуй, это ускорило поворот. Я засмеялся. И тут меня снова накрыло волной, но уже сзади. Это уже как подарок! Новый восторг. Особенно оттого, что я ухожу из Ладоги. Живой! Встречная баржа прикрыла меня… Жара! Мокрая насквозь, до прозрачности, рубаха дымилась.
А тут и сам катер словно задымился: промокшие мухи, облепившие катер словно чехлом, затрепетали крылышками, отряхиваясь, и вдруг вместе с лосиной ногою снялись и, выстраиваясь в облако, напоминающее лося с одной реальной ногой, подались к берегу. Рыбаки в лодках, бросив удочки, ошалело смотрели на пролетавшего над ними призрачного лося. Неужели «это» покинуло нас? Загляделся – и зря. На катер вдруг надвинулась гигантская тень – впритирку с нашим бортом проходил огромный, «поднебесный» грузовой танкер. Я отшатнулся от надвигающейся гигантской тени – впритирку со мной шел огромный танкер. Пожалуй, нашему хрупкому катеру не место здесь. Я вырулил вправо, в тихий Ладожский канал, обнимающий озеро и отгороженный от него высокой каменной грядой… Ни ветра, ни грохота волн. И жара! Стрекот кузнечиков в скошенной траве лишь подчеркивает тишину. Поплывем-ка мы здесь, неторопливо. Слева – гряда, отгораживающая от ужасов Ладоги, правый берег – деревенская улица. Может, остановиться, причалить, на солнышке вздремнуть? Греется на завалинке старик в валенках, перед ним блеют две грязные, заросшие овцы… Идиллия! Одинокое белое облачко в синем небе, солнце пригревает лицо. Счастье! Переведя мотор на малые обороты, в блаженстве даже прикрыл глаза… но недолго длилось это блаженство! Сиплый, настойчивый гудок его перебил. Распахнул очи… Занимая всю узость канала, навстречу двигался плечистый буксир! Разойдемся? Впритирку! И то если набрать скорость – иначе придавит и утащит за собой. Врубил скорость. Сошелся с буксиром, борта притерлись. Идем? Или он меня тащит назад? Судя по удаляющемуся от меня старику с овцами – реально второе: сейчас он выволочет нас из канала. Я довел ручку скорости до упора. Мотор грохотал, смешиваясь с негромким бухтеньем буксира… Прорвались! Буксир удалялся сзади, спереди надвигался любимый старик с овцами на берегу. С каким счастьем я разглядывал его снова… он как-то не реагировал на разыгравшуюся перед ним титаническую борьбу. Видно, повидал всякого.
О! Вот оно, главное, впереди. Буксир – мелочь. Я-то еще вскользь подумал: зачем за ним трос? А вот он зачем! На тросе, слегка залезая на оба берега, тащился плот. Вот его уж мы не проскочим, и он утащит нас в Петербург, на деревообрабатывающий завод, где из нас настругают досок – с особенным удовольствием из тех «бревен», что валяются в каюте… – или перелетим? Мухи нас, к сожалению, покинули, и надежда лишь на тот посконный дизель марки «Чепель», что стоит у нас. Снова разгонимся. Я завопил. На таран? Не было бы там какого сучка, что вспорет нам днище, и тогда будет у нас одно счастье – остаться на плоту и плыть туда, куда он нас потащит! Представляю лица моих спутников – я захохотал, – когда они вылезут наконец на палубу! Так и есть – мы сели на плот! Старик на завалинке теперь уже, кажется, с интересом наблюдал то шоу, которое я тут разыгрывал. Второй раз проплываю под его взглядом назад. Будет ли это шоу постоянным? Ну уж нет! Спрыгнул в каюту, раскатал «бревна» (по синеватому лицу Никиты ползли мухи, усы брезгливо дергались), вытащил из-под них багор, вылез наверх – и, размахнувшись, как рогатину в медведя, всадил багор в берег.
А-а-а! Не любишь! С громким шорохом ползем по плоту. С размаху шлепаемся в воду. Потрясаю багром. Богатырь!
Отдых недолгий. Трос уходит с плота назад, и передо мной – второй плот, «плечистостью» не уступает первому. Жилистый, однако, этот буксир!.. Но и мы тоже!
Прорвались!.. Но недолго пришлось наслаждаться тишиной, стрекотом кузнечиков, сельской идиллией на берегу. Тут же меня приветствовал бодрым гудком новый встречный буксир – в этот раз с тремя плотами, один за другим. Набрал дикую скорость, прополз по всем трем плотам. Посмотрел на берег… старик сидит с палкой на завалинке – перед ним две заросшие грязные овцы. Но ведь это – другой старик, другие овцы? Или те ж? Или время остановилось в этом тесном канале, застряло, никуда не движется, а если и движется, то только назад? Неужто я застрял в этой дурной бесконечности, и старик с двумя овцами будет всегда? Посмотрим!
И солнце, кстати, тоже остановилось над горизонтом – давно уже заходит и не может зайти. Да, этот бесконечный день запомнится мне!.. если, конечно, когда-нибудь кончится. После борьбы с пятым, кажется, буксиром с вереницей плотов я вытер запястьем пот, глянул на берег… А-а! Старик вместе с овцами исчез. Значит, я сдвинул время, заставил земной шар повернуться, упираясь в него багром? Солнце, правда, все столь же ярко разливалось по горизонту, но солнце – мелочь! Бывает, задумалось маленько. А я, ликуя, выскочил на широкий разлив – мощная река Волхов пересекала канал и впадала в Ладогу, по берегам – красивые церкви, с горки спускается зубчатой стеной монастырь. Я замер. Вот оно, счастье. Причем заслуженное, натруженное. Тело сладко гудело. На медленной скорости, тихо тарахтя, мы проплывали эту красоту… Хоть чего-то ты в этой жизни достиг! На далеком берегу воротца – продолжение берегового Ладожского канала, не спеша подруливаем туда – заодно любуемся, наслаждаемся… Лодки с рыбаками там и сям. Есть же люди, которые могут пить это счастье каждый день, с толком и не спеша! И я с ними почти наравне наслаждаюсь чудесным вечером.
