Уже уверенно вечерело, когда послышался грохот и вой и из-за мыса вылетел Никитушка на лихом грузовике, стоя в кузове: ворот розовой его рубахи, надеваемой по праздникам, был распахнут, пыльные кудри развевались, взгляд его был тускл, зато сверкала отвисшая нижняя губа.
– Быстро! – не слезая, махнул он рукой.
До этого много часов слышал я доносившиеся с материка взрывы, пытаясь понять: неужто мои друзья так гуляют? Или идет война, которая в этом регионе (у границы с Финляндией) закончилась вроде бы более полувека назад? Теперь мне, видимо, предстояло узнать, что стало с остальными товарищами. Как одеваться – на радость или на бой? Решил оба варианта учесть: надел свежую рубаху, но сверху ватник.
– Скорей! – Никита махал ручонкой.
В кабине, к моему удивлению, сидела женщина, напоминающая каменную бабу, какие встречаются в скифских степях… и вот – на севере Ладоги, оказывается. Но сразу я не просек, что именно ради таких, как она, эта спешка.
В железном кузове нас кидало, как кегли. Ветер рвал слова, забивал глотку – однако Никита обрывочными фразами передал суть. Все, по его словам, было настолько блестяще, что дальше некуда. Случайно встретившись с ними в магазине (сказав «с ними», он застенчиво кивнул на «каменную бабу»), немножко выпили, а потом все пошло настолько замечательно, что он не мог не вспомнить про своего лучшего друга, то есть про меня, и, вырвавшись из потока наслаждений, примчался. И вот мы несемся!.. Куда? Местность становилась все более дикой – но не в смысле природы, а в смысле ужаса. Каменное ущелье без единого листка – и глыбы камня, раскиданные какой-то чудовищной силой.
– Взрывной карьер! – пояснил гордо Никита.
По гордости в его голосе я смекнул, что дамы, к которым мы летим, имеют непосредственное отношение к взрывному делу, – и он это подтвердил. Это радовало. Местность становилась все более зловещей… что, видимо, говорило о том, что работа идет как раз успешно. Вот мелькнул экскаватор, сгребающий ковшом камни и с грохотом ссыпающий их в самосвал, точно в такой, на каком мы ехали. В кабине и экскаватора, и самосвала были женщины. Увидев нас, экскаваторша захохотала, перекрывая грохот:
– Эй, Самсонна! Не души их – нам оставь!
Что, интересно, она имела в виду? Вспомнилась почему-то «Одиссея», встреча отважного путешественника с разными чудовищами… Не те времена? Те, те!
Наконец мы тормознули у крутого обрыва. На краю его, над нами, тянулся барак. Вдруг оттуда обрушился грохот, и я испуганно прикрыл темя руками.
– Это дискотека у них, – застенчиво пояснил Никита.
Коля-Толя нас встретил, как падишах.
– Что за бардак в форме одежды? Все! Гуляем по-жесткому!
Что это значит, я вскоре начал понимать.
Сначала камнебойщицы не могли успокоиться после жаркой работы, перекрывая грохот музыки, выясняли отношения.
– Если ты еще так поставишь заряд (видимо, бригадирша?), я тебе его засуну знаешь куда?
– А чего ж мужиков тут нет?! – Я тоскливо озирался.
– Согласно законам амазонок, убивают их после… использования, – интеллигентно объяснил Игорек.
– Понятно…
После совместного распития спиртных напитков отношения несколько потеплели.
– Городски-и-и цви-ты! Город-скии-и цвиты! – неожиданно тонкими голосами запели хозяйки.
Я пытался вспомнить, где совсем недавно слышал эту песню. И вспомнил: ее пела мать Коли-Толи, бедная женщина, на какое-то время спасшая нас от лишений на канале Грибоедова. Как недавно, а кажется, так давно. Навернулись слезы. Здесь, где не было ни города, ни цветов, песня эта звучала особенно жалостливо. Никита наматывал слезы на кулак. На самом деле он только и мечтал о сближении с народом, поэтому и держался порой так испуганно-горделиво, и вот наконец сближение с народом произошло – и, что удачно, с женской его частью.
– Ладно… Пошли! – утирая слезы огромным кулаком, аж сама бригадирша сгребла Никиту.
С песней «Городски-и цви-ты, городски-и цви-ты!» они удалились. Причем Никита пел тенором, а она – басом. Один глаз ее был завязан… Циклопша! Мы переглянулись: кто следующий? К счастью, нам быстро удалось напиться до полной недееспособности и заснуть прямо под грохот музыки… Проснулись мы, пожалуй, от тишины. Среди нас не хватало лишь одного. Я вывел орлов проветриться. Было хмуро и зябко.
– Надо спасать нашего Одиссея. И валить, – сказал я. – Кто пойдет?
– Я-а! – Коля-Толя сказал, зевая и потягиваясь, явно собираясь там заснуть и сделать нас пленниками навеки.
– Я пойду, – произнес я.
– Молодец, – отвесил мне Коля-Толя комплимент. – А то я уже сбросил тебя со счетов!
– Как бы я тебя откуда не сбросил!
– О, гляди!
Никиту мы неожиданно обнаружили тут – он стоял над самым обрывом, голый, но в ватнике, и крупно дрожал. Увидев нас, он обрадовался и как-то испугался.
– Она стихи мне читала… свои! – произнес он почему-то шепотом. Пришлось мне натянуть на себя маску циника, резко заявив, что от стихов одни неприятности.
Никита вздохнул.
– Уходим? – полувопросительно приказал я.
– Она говорит… – неуверенно произнес Никита. – что скоро еще змеевщицы должны подойти. Клуб-то один у них! – добавил он как бы в оправданье, хотя оправдывал непонятно кого.
– …Кто? – почему-то шепотом спросил Игорек.
– Змеевщицы, – глухо ответил Никита. – Доильщицы змей. Из соседнего змеесовхоза. Змеесовхоз развалился… так что сил много у них.
Это настораживало.
– Еще зверовщицы подойдут…
Тут уже я вздрогнул.
– Все! Валим! – Я сделал первый шаг.
– А твоя баба – там? – хватаясь за Колю-Толю, как за камень спасения (оборот правильный), Никита с надеждой кивнул на барак.
– Моя баба – это которая с кляпом во рту! А эти слишком много трендят! – сурово произнес Коля-Толя.
– Ну… тогда пошли. – Никита сломался.
Пейзаж вокруг был такой, словно наши ударницы-камнебойщицы добрались и до Луны – вместо нее был жалкий осколок. Завораживали время от времени встречающиеся таблички: «Внимание! Вы находитесь в зоне взрывных работ. Три продолжительных гудка – взрыв. Четвертый гудок – отмена взрыва». У одной из табличек нас накрыл унылый гудок… Достаточно ли он продолжительный?.. Достаточно. Достаточно продолжительная пауза – и второй гудок… тоже достаточно продолжительный.
– Но третьего может ведь и не быть? – встрепенулся Никита в паузе.
Но тут унылое пение донеслось с небес.
– Поздняк метаться! – спокойно Коля-Толя сказал. – Стойте… и рот пошире откройте – меньше волна в перепонки бьет.
Третий, продолжительный, оборвался… Мы стояли, разинув рты… Перепонкам это, может быть, и поможет – но как насчет прочих органов?
