- Утром вернулся один из воинов, что ты отправил к Туману, - хрипло произнес старший страж, выходя вперед. - С новостями, мой риар. Он ждет внизу.
Сверр кивнул и устремился к лестнице. В его голове лихорадочно бились мысли. А в животе сводило от голода кишки. Хотелось есть, пить и прочее, от тела и одежды несло затхлостью пещеры, и ее тоже хотелось сменить. Но все это подождет. Сначала надо разобраться с тем, что принес вестник.
В длинную комнату, украшенную гербом Нероальдафе и оружием, риар ворвался так, что стражи едва успели распахнуть двери.
- Говори! - приказал он вскочившему из-за стола изможденному воину. Кубок с вином упал, по вышитой скатерти разлилось красное пятно.
Плохой знак, мелькнуло в голове тревожное.
Ирвин, сидевший рядом с вестником, тоже поднялся, приветствуя побратима. На его лице отразилась мгновенная радость, а потом почему-то страх. Но разбираться с реакциями а-тэма Сверр не стал, обратив взор на бледнеющего мужчину рядом. Тот склонил голову, тяжело переступил с ноги на ногу. Ранен, понял риар по неловким движениям. И указал на скамью, приказывая сесть.
- Беда, мой риар, - глухо произнес вестник. - Как ты и говорил, пришли люди из-за Тумана. Мы ничего не успели сделать… Ночью выползли из марева железные чудовища, выплюнули огонь… почти как ты, мой риар, когда летишь в небе. Только эти чудовища неживые. И несут смерть. Из всего отряда остался лишь я… Не струсил, не думай. Меня откинуло в скальные расщелины, приложило головой о камень. А когда в себя пришел - пусто уже было. Я кого смог - похоронил, а потом устремился в Нероальдафе с вестями.
Мужчина тяжело сглотнул, покосился на лужу вина.
- Куда они пошли? - спросил Сверр.
- В сторону Аурольхолла, - отозвался вестник. - Снежные ближе всего в той стороне. Уже дошли, наверное. Белых-то не жалко, да вот только отомстить за наших надо, мой риар. Не дело это…
Ирвин снова побледнел и вскочил. И Сверр нахмурился, переведя тяжелый взгляд на побратима. Предчувствие дернуло изнутри, словно ужалило.
- Говори, а-тэм, - процедил риар.
- Там чужачка, - брякнул Ирвин, и Сверр моргнул, не понимая. А потом полыхнуло внутри жаром, и сердце встрепыхнулось, наконец пробуждаясь и сбрасывая оковы боли.
- Что ты сказал? - обманчиво мягко произнес Сверр.
- Там чужачка. Лив. - Ирвин сжал зубы, упрямо глядя в красные глаза своего риара. Вестник боком сполз с лавки и устремился к двери, предчувствуя, что и эту комнату скоро разнесут хёгги. А-тэм рубанул ладонью по столу.
- Да, я соврал! Жива она. Ну, была жива, когда я выкинул ее возле Аурольхолла. Оправдываться не буду. Наказание приму, какое назначишь.
- Не будешь? - прошипел ему в лицо Сверр. И замолчал, отступил на шаг, лишь скулы побелели. - Предал меня, Ирвин? Продался снежным?
- Это не так! - заорал побратим. - Я лишь хотел тебя защитить! Ты менялся рядом с ней, Сверр! Ты… влюбился, Хелехёгг тебя побери! Влюбился в чужачку! Я пытался тебя спасти! Нельзя любить врагов! Что еще я должен был сделать?
- Ты мог просто пожелать мне счастья! - рявкнул Сверр. - Для начала!
- Но она девка конфедератов…
Сверр шагнул вперед с таким лицом, что Ирвин с обреченной ясностью понял: убьет. Точно убьет. Но риар остановился, втянул тяжело воздух, отвернулся.
- Сейчас я не могу наказать тебя, Ирвин, - бесцветно произнес он, не глядя на побратима. - Нероальдафе в опасности. Все фьорды в опасности. Но после… - он повернул голову, обжег презрением. - Ты меня разочаровал.
И, развернувшись, вышел.
Ирвин поставил кулаки на стол, опустил голову. Горечь не давала дышать, жгла желчью. Хотя все правда, и Сверр имеет право на ярость. Но ведь он, Ирвин, желал лишь защитить побратима! Он испугался, видя огонь, что зажгла в душе риара чужачка. Этот огонь был столь силен, что мог спалить не только Нероальдафе - все фьорды. А-тэм никогда не видел Сверра таким. И его друг мог обманывать себя, говорить, что дева неважна, Ирвин знал истину. Сверр полюбил так, как любили древние хёгги. Навсегда…
И самое плохое, что Лив не просто раздражала а-тэма. Она его… притягивала. Волновала. Будила ненужные желания и опасные мысли. Не зря он захотел взять ее в кругу шатии. Сделать своей, присвоить… у хёггов это в крови. Забирать себе то, что понравилось. Такова их суть. Может, потому хёгги избегают чувств - слишком больно им терять. Но забрать у Сверра нельзя, в этом Ирвин не обманывался.
Ильх сжал кулаки. Надо было все-таки оставить девчонку в водах фьордов. Но он знал, что не смог бы этого сделать.
***
Я разложила на столе карту и восторженно застыла. Названия были выведены незнакомыми мне символами, похожими на древние руны.
Бьорн склонился рядом, положив локти на стол.
- Смотри, вот Аурольхолл, - ткнул он пальцем в белую вершину с искусно нарисованным замком. Я даже различила лестницу, что плелась от берега по склону горы! - С тех сторон - море, с четвертой - горы и ущелье. В двух днях пути на корабле от нас будет Гриндар, дальше - острова дев-воинов, ух, злые они! А здесь фьорд, откуда тебя спасли, Нероальдафе. Это великий Горлохум, ну а вот тут - Варисфольд, где расположен зал ста хёггов.
Я осторожно погладила шершавые листы, соединенные нитью, на которых кто-то кропотливо нанес изображения и затейливые надписи.
- А что означает Нероальдафе? - вдруг спросила я.
- Не знаешь? - удивился парень. - Гнездо на скале. Совсем не так красиво, как у нас, да? Аурольхолл - Сияющая Вершина….
Гнездо на скале. Я зажмурилась на миг, потому что горло сжалось. И то, что я давила в себе все эти дни, обожгло слезами. Я склонилась ниже, делая вид, что рассматриваю картинки, а не реву, как дура. Гнездо на скале. И комната с мягким ковром, теплыми стенами и камином, в котором пляшет пламя. И мужчина, которого я учила поцелуям и непозволительным ласкам… блики света в золотых радужках, насмешка на жестких губах.
Я отчаянно, глубинно, невероятно тосковала по нему. И дело не в том, что он первый, лучший и невозможный. Дело в том - что единственный.
Вот только что мне делать с этим чувством, я совершенно не знала. Глупое и ненужное, оно не укладывалось ни в один мой план. Оно мешало, жалило, заставляло мечтать. Ждать. Звать.
Правильно сказал Сверр в тесноте моей квартирки. Любовь - плохое чувство. Оно делает мужчину уязвимым, а женщине приносит боль… и все же… я не отдала бы возможность изведать его ни за что на свете. Даже за вирийскую премию Конфедерации, важнее которой нет в ученом мире.
- Лив, ты плачешь? - изумился мой юный напарник, когда слеза все-таки упала на бумагу. Я торопливо стерла влагу рукавом.
- Растрогалась от красоты названий, - с честным лицом соврала я. - А здесь что?
Бьорн бросился перечислять, я же уставилась на цепь снежных гор, что тянулись рядом с Аурольхоллом. Если мне не изменяет память, на которую я никогда не жаловалась, именно там находится ещё одна точка, где Туман почти исчез. Близко. Очень близко.
