– Спасибо.
Он выходит из комнаты так же тихо, как вошел, двигаясь, как всегда, с нарочитой плавностью, избегая резких движений. Словно пробираясь по миру бочком, чтобы его не заметили. Стоит двери закрыться за ним, как Клэр опускается на пол в том месте, где стояла спиной к зеркалу. Ей нужно собраться с мыслями, продумать какие-то необходимые вещи, и она не может этого сделать, пока ей приходится сосредотачиваться на том, чтобы стоять. Появился Пино. Появился Пино и спас ее. Однако ее мысли все время возвращаются к тому, что могло бы произойти, – издевательский поцелуй Федерико, одна рука расстегивает пояс, она чувствует его возбужденный член, прижатый к ее животу, и острие ножа у своего горла. «Я здесь», – говорил Этторе, но в тот момент его не было рядом. Во рту появляется кислый привкус, спазм сводит ей желудок. Она еще чувствует запах изо рта Федерико, прижатые к ее рту уродливые губы, кривые зубы, выступающие вперед. На нее накатывает тошнота, пот выступает на лбу.
Ближе к вечеру Клэр спускается вниз, сейчас ее самое большое желание – уехать из Джои. Ноги по-прежнему плохо ее держат, в горле ощущается привкус железа или меди. Похожий на вкус крови, но более резкий. Уже почти незаметно, что у нее разбита губа: видна лишь тонкая красная линия и небольшая припухлость. Основные повреждения внутри – это следы ее собственных зубов, оставленные, когда Федерико с силой зажал ей рот. При ее появлении Леандро опускает бухгалтерскую книгу, но не встает. Он скрещивает ноги и внимательно оглядывает ее, так пристально и проницательно, что она чувствует себя раздетой. Она не может унять дрожь в руках. И это тоже не укрывается от его глаз, он наливает ей вина, и она выпивает его залпом. Вино кажется ей странным на вкус – прокисшим, но Леандро, кажется, этого не замечает.
– Кто-то напал на вас? – мягко спрашивает он.
Клэр качает головой:
– Я упала…
– Со ступеней Кьеза Мадре, да, ваш муж сказал мне. Широкие, ровные ступени, и всего-то три.
– Споткнулась.
– Я бы хотел наказать человека, который это сделал, – говорит он, словно не слыша ее слов. Она вновь качает головой. – Тогда я надеюсь, что у вас достанет здравого смысла больше не видеться с ним. И не приезжать для этого в Джою одной.
Клэр уже набирает воздух в легкие, чтобы заступиться за Этторе, но это равнозначно чистосердечному признанию в измене. Тем не менее она хочет рассказать о том, что собой представляет Федерико. Ей невыносима мысль, что он остается в массерии с Марчи, Анной и другими служанками; или по ночам в Джое с женами и дочерьми брачианти.
– Я приехала повидаться с мужем, – говорит она. Ее голос звучит тихо и неуверенно.
Леандро откашливается.
– Как пожелаете. – Он делает глоток вина, не спуская с нее глаз. – Я начинаю думать, что совершил ошибку, пригласив вас сюда, миссис Кингсли. Вас и мальчика. Я сделал это из добрых побуждений. Но возможно, это только осложнило ситуацию. Возможно, стоит отправить вас домой.
– Скажите мне, зачем вы пригласили меня сюда? – спрашивает она.
Леандро молчит, и за его спокойным твердым взглядом угадывается движение его мысли и то, как он взвешивает слова. Он снимает ногу с колена и подается вперед:
– Возможно, вам будет трудно понять это и даже поверить мне, Кьяра, но я пригласил вас сюда ради вашей же безопасности. Я думал, что ваша жизнь может находиться под угрозой.
– Что вы имеете в виду? Мне ничего не угрожало, пока я не оказалась здесь.
– Да, теперь я это понимаю. Такая вот ирония судьбы. Тем не менее я должен сказать вам… – Он умолкает на полуслове, когда на террасе появляется Бойд. – Работа закончена на сегодня? – интересуется Леандро, не меняя интонации, и у Клэр создается впечатление, что ответ Леандро предназначался лишь для ее ушей. Он бросает на нее предостерегающий взгляд, когда Бойд подсаживается к ним, и она словно проглатывает все вопросы, которые собиралась задать Леандро, и все свои новые страхи.
Приходит Анна, чтобы спросить, поедет ли Клэр с ней обратно в массерию вечером, но, поскольку она сказала Бойду, что приехала поговорить с ним, и поскольку он хочет, чтобы она осталась на ночь, она вынуждена отказаться.
– Федерико может отвезти вас завтра, – говорит Леандро.
– Нет! – вырывается у Клэр, прежде чем она успевает совладать с собой. И ее ответ звучит слишком громко.
– Нет? – переспрашивает Леандро, внимательно вглядываясь в ее лицо. – Ладно, значит, я отвезу – всех нас. Мы в любом случае собирались вернуться в пятницу, поскольку Марчи устраивает вечеринку. Но можем поехать и в четверг, это не имеет значения, проведем лишний день в массерии. Я уже скучаю по чистому воздуху.
Клэр успела напрочь забыть о приеме, который устраивает Марчи. Вечеринка вечером в пятницу, а ночью в воскресенье – налет. Все это кажется невероятным. Неужели Этторе и в самом деле говорил ей об этом и просил ее помощи? На этом лежит такой же налет чего-то нереального, как на всех событиях этого дня до нападения Федерико. Вечеринка; Марчи и Пип, вальсирующие в пустой комнате; Пип, молча берущий у нее из рук беспородного щенка, когда они стоят друг против друга в темноте перед запертой дверью в этой жуткой, щемящей тишине. Он назвал щенка Пегги из-за его длинных, худых лап и потому, что это сучка
[19]. Глаза Клэр наполняются слезами, она извиняется и выходит из-за стола, прежде чем мужчины заметят это.
В постели, когда за окнами уже стемнело, Бойд прижимается к ней, повторяя изгибы ее тела. Он кажется слишком длинным, слишком мягким, слишком робким. Он весь какой-то рыхлый и в то же время прилипчивый, в его объятиях она чувствует себя так, словно ее с головой накрыли тяжелым одеялом и ей нечем дышать. Он не вызывает у нее желания, как Этторе, и ей неприятен его запах. Клэр смотрит в темноту, пока он гладит прядь ее волос, прикрывающую ухо. Она вздрагивает, но не от возбуждения.
– Пожалуйста, не сжимай меня так крепко. Мне это неприятно, – говорит она, и он молча отстраняется, уязвленный ее словами.
– О чем ты хотела поговорить со мной? – спрашивает Бойд.
Мысли Клэр обрывочны, они скользят от далекого прошлого к недавним событиям, потом к будущему, то ярко вспыхивая, то перескакивая с предмета на предмет так, что она едва поспевает за ними. В конце концов все ее опасения и оставшиеся без ответа вопросы приводят ее обратно в Нью-Йорк.
– Что ты сказал мэру? – спрашивает она.
– Ради всего святого, о чем это ты?
– В Нью-Йорке семь лет назад. На том приеме, когда выставлялись три проекта, сделанные разными архитекторами. – Воцаряется тишина, одна секунда, две, три, четыре, пять. Она слышит его дыхание. – Ты весь изнервничался. Был взвинчен до предела. За весь вечер ни с кем и словом не обмолвился, даже со мной, пока ты не поговорил с мэром и еще с несколькими людьми. И после этого как будто успокоился; потом мы уехали. Что ты сказал им?
