И все же он дал мне задание – первый и единственный раз, когда я выиграл в споре со Стариком.
И задание это было – хуже не придумаешь. Следующие несколько дней я выступал перед всякими пентагоновскими шишками, отвечал на их дурацкие вопросы о том, что титанцы едят на ланч, и объяснял, как лучше подступиться к человеку, которого оседлал паразит. Меня представляли в качестве «эксперта», но добрая половина «учеников» почему-то считала, что они знают о титанцах гораздо больше, чем я.
Никогда не понимал, почему люди так цепляются за свои иллюзии?
21
Операция «Паразит» тем временем, похоже, полностью зашла в тупик. Титанцы удерживали красную зону, но не могли выбраться оттуда незамеченными. Сами мы тоже не пытались больше проникнуть на их территорию, потому что, как ни крути, каждый паразит держал в заложниках одного из наших людей. И такая ситуация могла продлиться еще долгое время.
От ООН помощи ждать не приходилось. Президент хотел от них минимального сотрудничества: всего-то предложил ввести режим «Голая спина» на всей планете, но участники сессии мялись, хмыкали, нерешительно переглядывались и в конце концов переадресовали предложение специальному комитету для дополнительной проверки. А на самом деле нам просто никто не верил. В доме пожар, но люди понимают это, только когда горит прямо под ногами. Врагу такая ситуация, понятно, на руку.
Некоторые страны, впрочем, защищали сами национальные традиции. Финн, который два дня подряд откажется от сауны в компании друзей, на третий уже вызовет подозрения. У японцев насчет наготы тоже никаких комплексов. В относительной безопасности были южные моря и значительная часть Африки. Во Франции сразу после Третьей мировой войны стал невероятно популярен нудизм – во всяком случае, по выходным, – так что паразиту там просто негде спрятаться.
Зато в тех странах, где традиционная стыдливость еще сохраняла силу, титанец мог скрываться до тех пор, пока его носитель не протухнет. Это относилось к самим Соединенным Штатам, Канаде, Англии – особенно к Англии. «Да ладно, старина, бросьте беспокоиться по пустякам. Снять жилетку? Нет, право, это уж слишком!»
Трех слизней (вместе с обезьянами) доставили самолетом в Лондон. Как я понимаю, король, вслед за американским президентом, хотел подать всем пример, однако премьер-министр, подстрекаемый архиепископом Кентерберийским, запретил ему это делать. Сам архиепископ даже не удосужился взглянуть на титанцев: моральный облик, мол, гораздо важнее любых мирских напастей. Средства массовой информации об этой истории умолчали, и, может быть, она не соответствует действительности, но, как бы там ни было, нежные британские телеса по-прежнему укрыты от осуждающих соседских взглядов.
Коминформовская пропаганда заработала на полную катушку, едва определилась новая партийная линия по этому вопросу. Всё объявили «выдумкой американских империалистов», предназначенной для «закабаления рабочих». Снова вспомнили «бешеных псов капитализма».
И почему, подумалось мне, титанцы не напали сначала на Россию? Ведь сталинизм как будто сделан прямо под них, на заказ. Потом я задумался: а изменится ли что-нибудь, когда и если это произойдет? Три поколения людей за железным занавесом прожили с порабощенным разумом и паразитами на шеях. Между комиссаром со слизняком и комиссаром без слизняка разницы не будет и на копейку.
Будет только одно отличие: их «чистки» примут иную форму – «уклонистов» начнут ликвидировать, сажая им на шею титанцев, а не отправляя в газовую камеру.
* * *
За исключением тех случаев, когда Старик брал меня поработать рядом с собой, я был далек от центра событий. Я видел войну с титанцами примерно как обычный человек видит ураган: в моем поле зрения был только маленький кусочек общей картины.
Я довольно долго не видел самого Старика. Задания мне передавал его заместитель Олдфилд. Соответственно, я не знал, что охрана президента передана другим людям и Мэри вернулась на базу. В баре Отдела мы встретились совершенно случайно.
– Мэри! – выкрикнул я, бросился к ней, споткнулся и чуть не полетел на пол.
На ее губах медленно расцвела сладостная улыбка. Мэри подвинулась, чтобы я сел рядом, и прошептала:
– Здравствуй, милый!
Она не спрашивала, чем я занимался, не дулась за то, что я пропал, даже не жаловалась, что меня не было слишком долго. Что прошло, то прошло.
Зато я тараторил без умолку:
– Нет, это просто замечательно! А я-то думал, ты по-прежнему укладываешь президента баиньки. Давно ты здесь? Когда тебе обратно? Слушай, давай я тебя чем-нибудь угощу? О, у тебя уже есть. – Я начал было вводить заказ на «Олд-фешнд»
[22] для себя и обнаружил, что Мэри меня опередила: стакан выскочил прямо мне в руку. – О! Как он здесь оказался?
– Я сделала заказ, когда увидела тебя в дверях.
– Мэри, я тебе уже говорил, что ты бесподобна?
– Нет.
– Тогда слушай: ты бесподобна!
– Спасибо.
– Это надо отметить! – Меня продолжало нести. – Надолго освободилась? Слушай, а как бы тебе несколько дней отдохнуть? Не могут же они держать тебя на работе двадцать четыре часа в сутки, неделю за неделей, совсем без передышки? Я сейчас пойду к Старику и скажу ему…
– Я в отпуске, Сэм.
– …все, что я о нем… А?
– Я в отпуске.
– Серьезно? Надолго?
– До вызова. Сейчас все увольнения до вызова.
– Но… И давно ты отдыхаешь?
– Со вчерашнего дня. Сижу здесь и жду тебя.
– Со вчерашнего дня!
А я-то весь вчерашний день читал пентагоновским шишкам лекции, дурацкие лекции, которые совершенно их не интересовали!
– Жди меня здесь. – Я вскочил на ноги. – Никуда не уходи. Сейчас вернусь.
И я помчался в главный офис. Прорвался к первому заместителю, заявив, что у меня безотлагательное дело, которое требует его личного внимания. Когда я вошел в кабинет, Олдфилд нехотя поднял на меня глаза и угрюмо спросил:
– Ну, тебе-то что еще нужно?
– Шеф, я насчет сеанса вечерних сказок, который запланировали для меня на сегодня. Его лучше отменить.
– С какой стати?
– Я болен. Мне давно полагается отпуск по болезни, и я хочу им воспользоваться.
– Ты больной на всю голову, если хочешь знать мое мнение.
– Точно! Я болен на голову. Иногда голоса слышу. И все за мной следят. А еще мне постоянно снится, что я опять у титанцев. – Последнее, к сожалению, было чистой правдой.
– С каких это пор помешательство стало препятствием для работы в Отделе? – Он откинулся в кресле и приготовился слушать, как я буду это оспаривать.
