– Понимаю. Пожалуй, ты права.
– Я всегда права, – скромно согласилась Бетти. – Джонни, мне смертельно хочется пить, это всегда так, когда много думаешь. Ты принес воды из ручья?
– Нет.
– А ведро у тебя есть?
– Где-то было. – Он пошарил по карманам, вытащил ведро и надул. – Сейчас принесу.
– Я сама. Хочется размять ноги.
– Следи за воздухом.
– Не учи ученого.
Бетти взяла ведро и спустилась с холма, держась под деревьями, пока не достигла берега. Ее стройная фигурка мелькала в потоках света, льющегося между кронами. Какая она хорошенькая, думал Джонни. Голова варит ничуть не хуже, чем у любого мужчины… Конечно, любит командовать, но ведь это есть у всех женщин. А так – ну просто молодец.
Бетти вернулась от ручья, осторожно неся пластиковое ведро.
– Угощайтесь, – предложила она.
– Давай пей сама.
– А я попила из ручья.
– Ну ладно. – Джонни долго не отрывался от ведра. – А знаешь, Бетти, не будь у тебя ноги кривые, ты была бы совсем ничего.
– Это у кого ноги кривые?
– Ну и еще лицо. Если бы не эти два недостатка, ты бы…
Он не закончил фразу. Бетти бросилась вперед и ударила Джонни в живот. Вода окатила его с ног до головы, впрочем кое-что перепало и Бетти. Началась свалка, продолжавшаяся, пока Джонни не завернул Бетти руку за спину.
– Скажи: «Дяденька, прости, пожалуйста», – подсказал он.
– Ну, Джонни, я тебе еще покажу! Дяденька, прости!
– «Прости, пожалуйста».
– Дяденька, прости, пожалуйста, я больше не буду. Отпусти меня.
– А никто тебя и не держит.
Джонни встал. Бетти перекатилась на бок, села, посмотрела на него и рассмеялась.
Оба они были грязные, перецарапанные, кое-где уже выступали синяки, и они оба чувствовали себя прекрасно. Ламмокс наблюдал за схваткой с явным интересом, но без малейшей тревоги: Джонни и Бетти не могли по-взаправдашнему друг на друга сердиться.
– Джонни совсем промок, – прокомментировал происшедшее Ламмокс.
– Это точно, Ламми. Но одной воды из ведра не могло хватить на такое. Тут что-то еще. – Бетти осмотрела Джонни с головы до ног. – Жаль, не захватила с собой прищепки, а то повесила бы тебя на елку сушиться. За уши.
– Ничего, высохнем за пять минут, смотри, как тепло.
– Я-то не промокла, на мне летный комбинезон. А вот ты похож на мокрую курицу.
– Ну и пусть. – Он лег на землю, подобрал сосновую иголку и сунул ее в рот. – Мне здесь нравится, Молоток. Прямо не хочется и на шахту идти.
– А знаешь что, вот разберемся со всей этой ерундой и, если у нас останется время до начала занятий, вернемся сюда и поживем несколько дней. Ламмокса возьмем. Ты хочешь, Ламми?
– Конечно, – согласился Ламмокс. – Повеселимся. Будем ловить всяких там. Камни кидать.
– И чтобы весь город чесал про нас свои языки? – Джонни осуждающе посмотрел на Бетти. – Нет уж, спасибо.
– Вы только посмотрите, какие мы хорошие и порядочные. Сейчас-то мы здесь или где?
– Сейчас – это чрезвычайные обстоятельства.
– Репутацию свою, значит, бережешь!
– Кто-то ведь должен думать о таких вещах. Мама говорит, когда девочки перестают об этом беспокоиться, мальчикам самое время начать. Она говорит, что раньше все было совсем иначе.
– Конечно, было и опять будет. Это все по кругу крутится. – На лице Бетти появилась задумчивость. – Джонни, ты слишком много слушаешь свою мать.
– Наверное, да, – согласился он.
– Ты бы лучше бросил эту привычку. А то ни одна девушка не рискнет за тебя выйти.
– Это я так страхуюсь, – ухмыльнулся он.
Бетти покраснела и опустила глаза:
– Я не про себя говорю, мне-то ты и даром не нужен. Я с тобой нянчусь просто для тренировки.
Джонни решил бросить опасную тему.
– А правда, – сказал он, – если привыкнешь к чему-нибудь, очень трудно себя изменить. Вот у меня есть тетя – тетя Тесси, помнишь ее? – которая верит в астрологию.
– Не может быть!
– А вот и может. И разве она выглядит сумасшедшей? А она сумасшедшая, и с ней очень трудно общаться, ведь она начинает говорить про свою астрологию, а мама заставляет быть с ней вежливым. Если бы я мог просто сказать: тетя, у вас не все дома. Так нет! Мне приходится выслушивать весь этот бред и делать вид, что она – вполне здравомыслящий взрослый человек, отвечающий за себя. А ведь она и считать-то умеет только до десяти, а если дальше, то только на счетах.
– На счетах?
– Ну, штука такая вроде логарифмической линейки, только с шариками. А на логарифмической линейке она не смогла бы считать ни за любовь, ни за деньги. Так вот, ей просто нравится быть чокнутой, а я должен ей потакать.
– А ты не потакай, – неожиданно сказала Бетти. – Что бы там твоя мать ни говорила.
– Молоток, ты на меня вредно влияешь.
– Прости, Джонни, – с преувеличенной скромностью ответила Бетти. И добавила: – А я рассказывала тебе когда-нибудь, почему я развелась с родителями?
– Нет. Это твое дело.
– Конечно мое. Но я, пожалуй, тебе расскажу, чтобы ты лучше меня понимал. Наклонись сюда. – Она ухватила его за ухо и начала шептать.
Джон Томас слушал, и лицо его постепенно менялось от изумления.
– Не может быть!
– Факт. Они даже не пытались спорить, так что мне поэтому и рассказывать никому не пришлось. Это-то и было причиной.
– Не понимаю, как ты могла такое терпеть.
– А я и не терпела. Я пошла в суд и развелась с ними, а потом взяла себе профессионального опекуна, у которого нет никаких сумасшедших идей. Но ты пойми, Джонни, я не затем сейчас здесь перед тобой наизнанку выворачиваюсь, чтобы у тебя варежка раскрылась. Наследственность – это еще не все. Я – это я. Я – личность. Ты – это не твои родители, не твоя мать, не твой отец. Просто ты немного поздновато начал это соображать. – Она выпрямилась. – Так что, Тупица, будь самим собой, и если хочешь уродовать свою жизнь – уродуй, ради бога, но имей смелость делать это по своему собственному разумению, а не по чьей-то подсказке или примеру.
– Знаешь, Молоток, почему-то, когда ты говоришь такие вещи, они вполне разумно звучат.
– Это потому, что я только разумные вещи и говорю. Как у тебя с провиантом? Есть хочется.
– Ты совсем как Ламмокс. Мешок со жратвой вон там.
– Обед? – заинтересованно спросил Ламмокс, услыхав свое имя.
– Ну… Бетти, я не хочу, чтобы он ломал деревья, во всяком случае днем. Сколько им потребуется времени, чтобы меня выследить?
