Фрэнк тем временем неподвижно висел на стене скалодрома.
– И что дальше? – прошептала я с таким чувством, словно наблюдаю картину, которую мне видеть вовсе не следовало.
– Иногда у него получается взять себя в руки. В остальные разы кто-нибудь приносит большую лестницу из кладовой.
– Ох… – я смотрела, не в силах отвести глаз.
Совершенно ясно, что виной происходящему был Беккет – то есть, с точки зрения Фрэнка Портера, не он, а я.
– Ну да, – с мучительной гримасой подтвердил Коллинз.
Беккет тем временем оказался на одном уровне с Фрэнком и сказал ему что-то, чего я не расслышала. Он все продолжал спуск и был уже ниже Фрэнка, который так и застыл на месте.
К группе наблюдателей присоединился Даг с ресепшена.
– Лестницу? – спросил он у Коллинза, который кивнул в ответ.
– Да, похоже на то.
Но уже секундой позже Беккет сменил направление и снова полез наверх, к Фрэнку. Похоже, он опять ему что-то сказал, на что Фрэнк покачал головой. Но мой братишка не уходил и продолжал говорить, и после долгой паузы Фрэнк наконец оторвал руку от зацепки, слегка переместившись вниз. Беккет закивал, сполз еще чуть пониже – и так и двигался рядом, указывая Фрэнку на нужные зацепки для ног. Еще небольшая пауза – и Фрэнк спустился на два уровня ниже. Мне было ясно, что происходит: мой десятилетний брат помогает работнику «Экстрим-клуба» спуститься со скалодрома. Я только надеялась, что все остальные ничего не поймут.
– Отлично, – с облегчением сказал Коллинз, наблюдая за этим спуском – медленным, но верным. – Твоему братцу случаем не нужна работа у нас?
– Ха-ха, – невесело отозвалась я, с замиранием сердца наблюдая за спуском.
Выдохнуть с облегчением мне удалось, только когда ноги Беккета коснулись пола, при этом он продолжал указывать нужные зацепки Фрэнку и подбадривать его. Наконец тот спустился, едва не свалившись с последнего метра, и, когда он развернулся к нам, лицо его было почти такого же красного цвета, как шлем на голове.
– Портер! – приветствовал его Коллинз. – Ты просто идиот! Я уже думал идти за лестницей и снимать тебя, как кота с дерева!
Взволнованный друг, которого я видела несколько секунд назад, исчез, уступив место Коллинзу, знакомому мне по школе. Тому самому парню, который отмачивал шуточки и постоянно пробовал пригласить на свидание самых популярных девчонок, причем всегда на людях и так, чтобы смутить их посильнее.
– Беккет! – я окликнула брата, жестом подзывая его к себе.
Он кивнул, отстегнул страховку и поднял руку, чтобы дать пять Фрэнку, – тот ответил на это приветствие без особого энтузиазма. Теперь, когда оба стояли на полу, я буквально физически ощущала волны смущения и неловкости, исходившие от Фрэнка.
Беккет подошел, и я быстро ухватила его за воротник, не желая, чтобы он опять что-нибудь устроил – например, помчался карабкаться на хафпайп.
– Мы пошли. До встречи, – бросила я Коллинзу – скорее по привычке, чем из намерения действительно с ним встретиться в ближайшее время.
– Ага, пока, – отозвался он – тоже, судя по интонации, чисто из вежливости – и пошел к Фрэнку, который все еще стоял у скалодрома. Проводив его взглядом, я недовольно посмотрела сверху вниз на брата, которому хватило совести хотя бы принять виноватый вид.
– Извини, – вздохнул он. – Просто хотелось посмотреть на все это с высоты…
– Мы уходим, – я потащила его к выходу.
Беккет упирался и заговорил быстро-быстро, надеясь сменить мой гнев на милость.
– Необязательно же сразу уходить. Я просто больше не подойду к скалодрому, ладно? Можно, я хоть по хафпайпу прокачусь?
Я была непреклонна. На скамейке возле кассы мрачный Беккет сменил скалолазные кроссовки на обычные. Мне самой не нравилось, что мы уходим: для меня это значило еще одну отсрочку в выполнении пунктов из списка Слоан. Но у меня было стойкое подозрение: не уведи я сама брата, его отсюда просто выставят, что будет, конечно, очень унизительно. Я передала кроссовки Беккета Дагу, и тот принял их, не отрывая глаз от книжки. «Убийца ворон» – прочитала я на обложке, на которой была изображена злая птица, пикировавшая прямиком на пылающий меч.
– Ну Эмили, – ныл Беккет.
Я в ответ только покачала головой. В гробовом молчании мы вышли из клуба и направились к машине. Я была непреклонна и не собиралась идти у брата на поводу. Обычно мы с братишкой отлично ладили. Возможно, причиной тому была семилетняя разница в возрасте: мы никогда не соперничали за родительское внимание, и я чувствовала себя скорее нянькой, чем сестрой. Но сейчас я была полностью уверена в своей правоте. К тому же вокруг не было никого, кто мог бы ее оспорить, ведь родители всецело растворились в новой пьесе. Я вставила ключ в зажигание, но не повернула его, пока не поймала взгляд брата, который мрачно сидел рядом скрестив ноги.
– Бек, так поступать недопустимо. – Я даже задумалась, уж не лучше было бы, если за все время, что он изображает из себя ниндзя, Беккет хоть раз бы навернулся и получил травму: это научило бы его осторожности. – Так рисковать собой нельзя. Мне плевать, что дома ты привык лазать где попало. Вокруг были другие люди. Ты мог покалечиться, мог покалечить кого-нибудь еще. Это называется безответственное поведение.
Я наконец завела мотор, нажала на газ и поехала в сторону дома. Беккет не отвечал, уставившись на свои кроссовки. Я понимала, что он страшно злится и, скорее всего, будет молчать всю дорогу, так что, когда он вдруг подал голос, я даже удивилась.
– Но ведь я не покалечился. Ни я, ни кто-то другой. Я просто хотел увидеть клуб сверху, это было очень круто. И как это, по-твоему, называется?
Я покачала головой, понимая, как ошибочны его доводы, но не стала ничего объяснять.
– Ты просто…
– Знаю, знаю. Надо быть осторожнее и все такое, – протянул Беккет, пока я парковалась у дома. И немедленно доказал обратное, потому что отстегнул ремень и выпрыгнул из машины раньше, чем я заглушила мотор. – Ладно, я к Аннабель. Увидимся вечером.
Он громко хлопнул дверцей и помчался по дорожке. Аннабель жила в другом конце квартала, и половину прошлого лета они с Беккетом провели, прокладывая новые короткие маршруты между нашими домами, причем взрослым о них не сообщали.
Я проводила брата взглядом и снова взялась за телефон. Рука сама нажала кнопку, чтобы позвонить Слоан, – я не сразу осознала, что делаю. Сбросив звонок, я все же успела услышать, как сработал автоответчик. Это сообщение голосовой почты я слышала не меньше тысячи раз, да что там, оно было записано, когда мы вместе гуляли по городу. В самом конце записи можно было различить мой смех. Я бросила телефон на пассажирское сиденье – специально подальше, чтобы не хвататься за него каждую минуту. Мне всегда было трудно по-настоящему пережить какое-то событие, поверить в него, пока я не расскажу обо всем Слоан. За время нашей дружбы у меня выработалась стойкая привычка переживать с ней заново любой значимый эпизод, разбирая его в мельчайших подробностях. Если бы Слоан была здесь, я бы рассказала про то, как странно, что Фрэнк Портер работает в «Экстрим-клубе», и про Коллинза, и про их совместные планы на вечер…
