Отчасти эта устойчивая ассоциация между зеленым цветом и юностью обусловлена тем, что жизнь человека сравнивается с жизненным циклом растений. Юность нова и свежа, как едва распустившаяся зелень; она подобна плодам, которые бывают зелеными до того, как стать красными (вишня, земляника, малина) либо синими или черными (слива, ежевика, черника). Понятие свежести занимает очень важное место в мировоззрении средневекового человека, и определение «свежий» (а оно постоянно встречается в литературе XII–XIII веков) всегда имеет позитивное значение. Это говорит нам о том, что куртуазное общество – и даже все средневековое общество в целом – гораздо больше боится жары и засухи, чем холода и сырости. Вопреки распространенному заблуждению, в Средние века люди умеют справляться с холодом, а вот перед жарой они беззащитны. Вот почему понятие свежести, прохлады так важно для них. Слова «зеленый» и «свежий» порой становятся синонимами. А их противоположностью является определение «сухой», которое часто имеет негативный смысл и ассоциируется с желтым цветом.
Итак, зеленый цвет в Средние века – эмблема юности
[96]. Юность носит зеленые одежды, знак свежести и силы, и у нее «за ушами зелено», как гласит немецкая поговорка, известная уже в Средние века и существующая до сих пор
[97]. Весной юноши и девицы встречаются в саду, месте веселых и нежных бесед, изъявлений чувств и тайных свиданий. Здесь царит бог Амур, каким он изображается в «Романе о Розе», или богиня Минна
[98], персонификация любви в немецкой лирической поэзии, которой она дала свое имя: Minnesang (буквально «любовная песнь»). «Госпожа Минна», как называют ее поэты, особа капризная и непредсказуемая: она ранит своими стрелами кого захочет и когда захочет. На изображениях она всегда вооружена луком и держит стрелы, собираясь вонзить их в сердца своих жертв. Госпожа Минна часто носит зеленый наряд, символ ее непостоянства и непрочности порождаемых ею привязанностей. Раненое сердце поэта кровоточит, и алый цвет его крови вместе с зеленым цветом платья богини образуют устойчивое сочетание цветов, которое, по-видимому, стало в немецкоязычных странах чем-то вроде знамени миннезанга, рыцарской любовной лирики.
Однако зеленое платье Госпожи Минны – не единственный атрибут этого цвета, который изображают художники, желая намекнуть на любовную связь между двумя персонажами картины. В той же роли могут выступать дерево и птица: липа и попугай. На картинах и миниатюрах всегда изображается попугай с чисто зеленым оперением, без вкраплений другого цвета; влюбленный дарит его возлюбленной, как дарил бы ветвь дерева с только что распустившимися листьями, и одного лишь цвета этой птицы достаточно, чтобы без слов сказать о своей любви. В данном случае иконография верно отражает жизнь: во второй половине XIII и первых десятилетиях XIV века попугаи у европейской знати в большой моде. Преподнести попугая в дар или держать его у себя дома считается хорошим тоном: ведь это редкая и баснословно дорогая птица, которую привозят из дальних стран (Индии или Марокко) и которая отличается удивительной особенностью: она умеет говорить. Попугай – птица, словно созданная для куртуазного общества, она символизирует красоту, дар слова и любовь. Позднее, на закате Средневековья и в раннее Новое время, европейские художники начнут изображать попугаев всевозможных цветов. Он станет разноцветной птицей, в этом будет заключаться его главная особенность. Наряду с цветами, бабочками и драгоценными камнями попугаи будут самым впечатляющим примером того, что способна создать природа в области полихромии. Но несколькими столетиями раньше, на миниатюрах XIII века, попугай был только одного цвета – зеленого; вероятно, других попугаев в Европе тогда просто не было. Во французском языке даже появилось выражение: «зеленый, как попугай», то есть очень яркого зеленого цвета (видимо, по аналогии с выражением «черный, как вороново крыло», которое возникло еще раньше).
Что же касается липы, то это самое любимое дерево мужчин и женщин Средневековья. Авторы усматривают в ней одни лишь достоинства и никогда не используют в негативном значении: случай, насколько мне известно, уникальный. Все восхищаются, в первую очередь, ее величественным видом, раскидистой кроной, долголетием, но еще больше – ее благоуханием, ее благозвучием (жужжанием пчел в ее ветвях в пору цветения) и разнообразной пользой, которую она приносит. Липа – одно из самых ценных лекарственных растений в средневековой фармакопее: от его названия (Linde) в немецком языке даже возник глагол lin dern, означающий «лечить», «успокаивать». Липа еще и музыкальное дерево (большинство музыкальных инструментов Средневековья изготовлено из его древесины), а также дерево любви
[99]. Этим титулом липу наградили не столько даже за ее красоту, благоухание и музыкальность, сколько за форму листьев, напоминающую сердце. Под сенью липы встречаются влюбленные; ее листья (на изображениях они иногда неправдоподобно большого размера) трепещут, как их сердца. До наших дней дошло множество миниатюр XIII–XIV веков и шпалер XV века, на которых изображено свидание под липой
[100].
Но вернемся к немецкой куртуазной лирике миннезингеров. Многое в ней заимствовано у поэзии трубадуров и труверов, которые, начиная с XII века, воспевают особую разновидность чувства: «куртуазную любовь». Определить, что это такое, весьма затруднительно, поскольку самого термина в Средние века не существовало, он был создан в конце XIX века выдающимся филологом-медиевистом Гастоном Парисом. У трубадуров было только провансальское выражение fi n’amor, которое не поддается точному переводу на современный французский язык. «Куртуазная любовь» – всего лишь общее определение средневековой любовной казуистики, недоступной нашему современному восприятию. Тем более что и самому понятию «куртуазность» еще только предстоит получить точную дефиницию. В первоначальном, буквальном смысле оно означает: то, что имеет отношение к придворной жизни; однако в литературных текстах оно подразумевает также (и даже в большей степени) всю совокупность добродетелей, необходимых для того, чтобы вести образцовую жизнь при дворе государя или феодала. Этих добродетелей много: прямота, честность, верность, учтивость, элегантность, щедрость, утонченность, храбрость. Чтобы стать куртуазным, надо быть знатного происхождения, получить хорошее воспитание, обладать изящными манерами и знанием светских обычаев, а также чувством чести, умением вести беседу и производить приятное впечатление. Противоположность куртуазности – «низость», присущая людям низкого рождения, дурно воспитанным, грубым, алчным, скупым, злоречивым, трусливым и неотесанным.
