Другие женщины тоже выказали гнев, но ни одна не прикоснулась к Грену. Он был ребенком-мужчиной, табу. Ему дана магическая сила вырезать души и дарить детей… или скоро будет дана, если он немного подрастет.
— Я Грен, ребенок-мужчина! — похвастал он, стукнув себя кулаком в грудь. Глаза его поискали Хариса, который мог похвалить за смелость, но тот просто отвернулся. Теперь, когда Грен вырос, Харис уже не радовался ему, как прежде, хотя поступки мальчика все чаще говорили о его храбрости.
Немного сбитый с толку, Грен запрыгал вокруг женщин, размахивая лентой мокрозуба, все еще обернутой вокруг его левой руки. Воинственным криком он бросал женщинам вызов, показывая им свое безразличие.
— Ты все еще младенец, — прошипела Той, бывшая на год его старше. Грен замолчал. Придет время, и он покажет всем, какой он особенный.
Хмурясь, Лили-Йо сказала:
— Дети выросли, справляться с ними стало слишком сложно. Когда мы с Флор вернемся с Верхушек, схоронив там душу Клат, племя будет разделено. Пришла пора расстаться. Берегите себя и будьте начеку!
Махнув им рукой, Лили-Йо отвернулась, готовясь к восхождению; Флор — рядом с ней.
Другие покорно наблюдали, как Предводительница их покидает. Раз уж Лили-Йо решила, что племени придется расколоться, никто не поставит это под сомнение. Скоро времена покоя и счастья — так казалось им всем — уйдут, и, возможно, навсегда. Детей ждал долгий период скитаний среди тягот и опасностей леса; им самим придется заботиться о себе, прежде чем они примкнут к другим племенам. Взрослых ждали старость, суд богов и смерть: уже совсем скоро им придется Уйти Наверх, в неизвестность.
Глава 2
Лили-Йо и Флор легко поднимались по грубой коре. Для них подъем походил на восхождение по каменным, более-менее симметрично лежащим ступеням. То и дело им попадались какие-то растительные враги, иглоклык или мехострел, но то была мелюзга, без труда отдиравшаяся от коры, чтобы кануть в зеленом мареве далеко внизу. Их настоящие враги были врагами и для термитов, так что идущая впереди колонна уже успела разделаться с ними. Лили-Йо и Флор старались не отставать от насекомых, радуясь их компании.
Карабкаться пришлось довольно долго. Однажды они присели отдохнуть на пустой ветке, поймали два бродячих шипа и, расколов их, съели белую маслянистую мякоть. По пути наверх им попались одна-две группки людей; порой эти встречные сухо приветствовали их взмахом рук, порой делали вид, что не замечают. В итоге женщины забрались слишком высоко для людей.
У Верхушек их поджидали новые опасности. Люди предпочитали более спокойную жизнь на средних уровнях леса, избегая тем самым крайностей Верхушек или Почвы.
— Надо идти, — поднимаясь на ноги, сказала Лили-Йо, когда они отдохнули. — Скоро будем у самых Верхушек.
Волнение заставило обеих замолчать. Они смотрели вверх, съежившись у одного из стволов. Над головами женщин шумели листья, не умолкшие, даже когда сама смерть нанесла удар.
Охваченная бешенством или жадностью, прыгун-лиана впилась плетьми в кору и напала на колонну термитов. Корни и усики служили ей оружием. Обхватив побегами ствол, лиана бросила в атаку острые липкие язычки, настигая то одного, то другого термита.
Этому врагу, гибкому и сильному, насекомые мало чем могли ответить. Строй термитов был нарушен, но они упрямо продолжали подъем; каждый, вероятно, положился на проверенный веками закон — даже если кто-то погибнет, остальные выживут.
Для людей прыгун-лиана представляла меньшую опасность — по крайней мере когда попадалась им на ветке. Если же встретиться приходилось на стволе, лиана с легкостью могла оторвать врага от коры и сбросить его, беспомощного, вниз, в зелень.
— Дальше полезем по другому стволу, — решила Лили-Йо.
Они с Флор проворно пробежали по ветке, перепрыгнув через яркий цветок-паразит, вокруг которого басовито гудели древесные пчелы, — предвестник иного, яркоокрашенного мира над ними.
Куда более серьезное препятствие поджидало их в безвредном на вид отверстии в коре. Когда Флор и Лили-Йо приблизились, перед ними взмыл в воздух рассерженный летучий тигр. Это насекомое, наделенное и страшным оружием, и разумом, не уступало людям в росте. Оно атаковало их, движимое единственно скверным нравом; глаза тигра горели, жвалы работали, прозрачные крылья молотили воздух. Голову насекомого покрывала смесь густых волос и защитных щитков, а за тонкой талией вращалось огромное вздутое тело, раскрашенное желтыми и черными полосами, вооруженное смертельно опасным жалом на конце.
Летучий тигр нырнул между женщинами, намереваясь сбить их с ног ударами крыльев. Бросившись на ветку, они прижались к ней, и тигр промчался мимо. Раздраженное неудачей насекомое опустилось перед лежащими и снова развернулось к врагам; изогнутое золотисто-коричневое жало то появлялось, то пропадало в своих ножнах.
— Я справлюсь! — бросила Флор спутнице. Тигр убил кого-то из ее детей.
Насекомое уже спешило к замершим на месте женщинам, быстро перебирая лапами по ветви. Перегнувшись, Флор схватила его за пучок волос, заставляя попятиться. Быстро подняла меч и, опустив мощным ударом, рассекла узкую хитиновую талию.
Крылатый тигр распался на две части. Женщины побежали дальше.
Ветка под ними не становилась уже; она устремлялась вперед и вперед, пока не врастала в другой ствол. Дерево, уже очень старое, было самым долгоживущим организмом, способным существовать в этом маленьком мире, и у него было несметное множество стволов. Очень давно — два миллиарда лет назад — деревьев было много, и они делились на самые разные виды — в зависимости от почвы, климата и других условий. Когда же температура на планете начала подниматься, деревья, разрастаясь, вступили в битву друг с другом. На этом континенте смоковница, преуспевшая в душном климате благодаря сложной системе самокоренящихся ветвей, постепенно добилась превосходства над прочими видами. Под их постоянным давлением она крепла, развивалась, адаптируясь к новым условиям. Каждая смоковница отбрасывала побеги все дальше и дальше, порой делая петли и возвращаясь назад за поддержкой и защитой. Каждое новое дерево поднималось выше и забиралось дальше прежних; они защищали родительское древо по мере взросления потомства, развивали ствол за стволом, вытягивали ветку за веткой, пока наконец не научились вращивать себя в соседнюю смоковницу, создавая чащу, с которой уже не могло соперничать ни одно другое дерево. Так крепость их сплетения осталась непревзойденной, так установилось их бессмертие.
На континенте, где жили люди, теперь росло одно-единственное дерево, смоковница. Оно стало править лесом, а затем превратилось в сам этот лес. Оно покорило пустыни, и горы, и болота. Оно заполонило весь континент своими строительными мостками. Лишь перед самыми широкими реками и у границ моря, где его атаковали смертельно опасные водоросли, дерево отступало.
И у грани, отделявшей день от ночи, где все живое погибало, где царил вечный мрак, — там дерево тоже остановилось.
