— Что нам теперь делать? — дрожа, спросила Яттмур.
Грен пожал плечами. Ему нечего было ответить. На поверку мир оказался иным — слишком обширным и слишком ужасным.
— Проснись, сморчок, — сказал он. — Что теперь с нами будет? Это ты втянул нас в неприятности, так что потрудись и вытащить из них.
В поисках ответа сморчок перевернул вверх дном всю память Грена. Почувствовав головокружение, Грен тяжело опустился на дно лодки. Яттмур взяла его пальцы в свои, пока фантомы воспоминаний и обрывки мыслей мелькали перед его внутренним взором. Сморчок изучал принципы навигации.
И наконец сказал:
Чтобы заставить эту лодку слушаться, необходимо править ею. Но править нам нечем. Что будет дальше? Поживем — увидим.
То было признание в бессилии. Грен сидел на палубе, обняв рукой Яттмур, совершенно равнодушный ко всему происходящему. Мысли его вернулись к тому времени, когда они с Пойли были беспечными детьми и жили в племени Лили-Йо. Жизнь тогда казалась настолько простой, настолько приятной, и как же мало они ценили это! К тому же было гораздо теплее; солнце сияло над самой головой.
Грен приоткрыл один глаз. Солнце стояло довольно низко.
— Мне холодно, — признался он.
— Прижмись ко мне, — предложила Яттмур.
Рядом она заметила ворох свежих листьев; возможно, Рыболовы нарвали их для того, чтобы завернуть в них ожидаемый улов. Яттмур набросила листья на Грена и легла рядом, прижимаясь к нему и крепко его обнимая.
В ее объятьях Грену удалось расслабиться. В нем пробудился интерес к Яттмур, и, ведомые древним инстинктом, его пальцы принялись исследовать ее тело. Страстно прижимаясь к нему в ответ на прикосновения, тело Яттмур сохраняло тепло и сладость его детских снов. Руки Яттмур также пустились в полное открытий странствие. Радость от близости друг друга заставила их забыть про все на свете. Когда же Грен овладел Яттмур, она точно так же овладела им.
Даже сморчок, и тот был успокоен блаженством их возни под нагретыми солнцем листьями. Лодка спешила вниз по реке, порой задевая днищем за отмель, но ни разу не прервав движения.
Ниже по течению река впадала в гораздо более широкую реку, и лодка немного покружила в создавшемся водовороте, отчего всем ее пассажирам стало дурно. Как раз в это время умер один из раненых Рыболовов; тело бросили за борт; может, это послужило толчком, потому что лодка сразу же вырвалась из омута и вновь заскользила по широкой глади реки — та становилась все шире, и со временем люди потеряли из виду оба ее берега.
Для всех них, особенно для Грена, не имевшего прежде представления об обширных пустых пространствах, то был целый новый мир. Люди таращились по сторонам лишь для того, чтобы вскоре отвернуться, пряча глаза. Все кругом было вовлечено в движение! И не только под ними, в вечном течении воды. Поднимался холодный ветер — тот, что заплутал бы в густой листве бессчетных лесных миль, но здесь он был настоящим хозяином. Он взрезал водную гладь, раскачивал лодку, заставляя ее отчаянно скрипеть, он швырял клочья пены в озабоченные лица Рыболовов и ерошил им волосы. Набирая силу, ветер обдавал холодом и тянул по небу облачную дымку, затягивая ею скользящих там ползунов.
В лодке оставались две дюжины Рыболовов, шестеро из которых страдали от ран, полученных при нападении деревьев-толстячков. Поначалу они побаивались близко подходить к Грену и Яттмур и проводили время лежа, подобно живым монументам, воплощавшим само отчаяние. За бортом, под несвязный хор плакальщиков-собратьев, оказался сначала один умерший, а затем и второй.
Так река вынесла их лодку в океан.
Ширина реки не позволила гигантским водорослям, промышлявшим у побережья, на них напасть. В самом деле, ничто не отмечало их выхода из русла реки в ее дельту и оттуда — в море; широкий коричневый поток пресной воды уходил далеко в окружавшие его соленые воды.
Постепенно коричневые струи растворились в глубинах синевы и зелени, тогда как ветер усилился, потащив лодку в другом направлении, параллельно берегу. Отсюда могучий лес казался совсем узенькой полоской.
Один из Рыболовов, подбадриваемый своими компаньонами, скромно приблизился к Грену и Яттмур, отдыхавшим в листьях. Он вежливо поклонился им.
— О великие пастухи, услышьте нашу речь, когда мы заговорим, если позволите мне говорить, — промолвил он тихо.
— Мы не причиним тебе вреда, толстяк, — резко ответил ему Грен. — Как и вы, мы тоже попали в беду. Неужели не ясно? Мы хотели помочь вам, и сделаем это, если мир вновь обретет сухость. Но попытайся собрать свои мысли, чтобы твои слова стали ясны нам. Чего ты хочешь?
Рыболов низко поклонился. Позади него остальные Рыболовы также низко склонились в нелепом подражании.
— Великий пастух, мы видим тебя с того времени, как ты явился. Мы, умницы ребята из деревьев-толстячков, видим твой размер. Поэтому мы знаем, скоро тебе понравится убивать нас, когда ты встанешь после игры в бутерброд со своей дамой в листьях. Мы умницы ребята, не дураки и недурно умны для того, чтобы радостно умереть для твоего удовольствия. Все равно печаль не дает нам поумнеть настолько, чтобы умереть без кормления. Все мы, бедные грустные люди-толстячки, не имеем пищи и молим тебя: дай нам покушать, ведь теперь у нас нет мамочек деревьев-тол…
Грен нетерпеливо махнул рукой.
— У нас у самих нет пищи, — сказал он. — Мы такие же люди, как и вы. Нам тоже приходится самим заботиться о себе.
— Увы, мы не решались иметь надежду, что ты разделишь с нами свою пищу, ибо твоя пища священна, и ты желаешь видеть наши голодные муки. Ты весьма умно прячешь от нас попрыгунчиков — пищу, которую, мы знаем, всегда носишь при себе. Мы очень рады, великий пастух, что ты заставляешь нас голодать на тот случай, если наше умирание даст тебе повод посмеяться, спеть веселую песенку и снова сыграть в бутерброд. Поскольку мы скромны и ничтожны, нам не нужна пища, чтобы набить животики перед умиранием…
— Я и правда поубиваю этих недоумков, — угрожающе заявил Грен, отстраняя Яттмур и усаживаясь в листьях. — Сморчок, что нам с ними делать? Ты навлек на нас эту беду, так что теперь помоги выпутаться.
Заставь их закинуть сеть и наловить рыбы, — прогнусавил сморчок.
— Прекрасно! — сказал Грен. Вскочив, он помог Яттмур подняться и принялся покрикивать на Рыболовов.
Жалкие, неумелые, покорные, они растянули сеть и перевалили ее через борт лодки. Море здесь кипело жизнью. И едва сеть успела развернуться, как что-то тяжелое тут же вцепилось в нее… вцепилось и упорно принялось карабкаться по ней в лодку.
Посудина сильно накренилась. Рыболовы с воплем попадали, когда над планширом защелкала гигантская пара клешней, и Грен оказался в самом низу свалки. Не раздумывая, он выхватил свой нож и рубанул.
Голова омара, больше его собственной, качалась перед Греном. Сначала отлетел один глазной стебелек… и второй, когда он ударил ножом еще раз.
